Аналогичный мир

— Выходит, нет, — вздохнул смеявшийся и встал. — Попробуем малой кровью, чтоб и волки сыты были…

Он сжался в комок, обхватив голову и стараясь закрыть грудь и живот. Рядом так же свернулся Малец, а Старший вдруг рванулся и встал на колени, закрывая их раскинутыми руками.

— Меня… возьмите меня… они же молодые, не надо их… я джи, я всё умею… вы будете довольны… — и судорожно, путаясь, рвал с себя одежду.

Лагерники, видно, не ждали такого и оторопели. Но тут Седой застонал и повернулся на спину. Лагерники сразу отошли к Седому, и он рискнул чуть отвести руки от глаз. Седой как раз повернул голову к двери, и он увидел его страшное изувеченное лицо в крови и струпьях и неожиданно яркие голубые глаза. Оба лагерника склонились над Седым, стали его укладывать поудобнее, тот, что предлагал не мараться, снял с себя полосатую куртку и, свернув, подложил под голову Седому. Седой хотел что-то сказать, но получался невнятный стон. А он знал, что это только отсрочка, что как только они уложат Седого, пытка ожидания смерти возобновится. И кого молить о спасении? Трясся и что-то шептал Старший, признавшийся в своей работе в Джи-Паласе, вызвавшийся идти первым. Плакал Малец.

— Лежи, лежи, — голоса лагерников полны заботы и участия. — Сейчас, потерпи немного.

Спасение пришло неожиданно. Распахнулась дверь, и в камеру вошёл надзиратель с автоматом и ещё двое с дубинками. Оглядев скорчившиеся тела, поникшего обнаженного раба на коленях и валяющуюся на полу одежду, надзиратели удовлетворенно хмыкнули и дубинками подняли их.

— На выход, живо!

Ни до, ни после он не выполнял приказа с такой быстротой. В коридоре стоял навытяжку приведший их надзиратель и на него орали какие-то чины, полно надзирателей. Тут же он увидел белый халат врача. Жёсткие холодные пальцы быстро ощупали его голову, грудь, живот, паха.

— Застегнись, — бросил ему врач и отвернулся. — Кажется, не повредили.

Затем врач так же быстро ощупал Мальца, который уже не скулил, а подвывал, и глухо всхлипывающего Старшего. А беляки орали о своём.

— Их на продажу выставлять, а ты, болван, их к лагерникам сунул!

— Так я же…

— Да ещё к полам!

— Так, сэр, нет места, сэр!

— Тупица, болван! Прикуй их, если в камерах места нет!

Их толкали, куда-то гнали, и пришёл он в себя уже в каком-то закутке, прикованный к стене за стянутые наручниками запястья. Обычное наказание, но оно означало конец мучениям, означало жизнь. Длина цепи позволяла лечь. Рядом так же осторожно, чтобы лишний раз не дёрнуть, укладывались Старший и Малец.

— Спасибо, — камерным шёпотом поблагодарил он Старшего.

Тот только вздохнул в ответ…

…Эркин попробовал лезвие. Вроде, сделано. То ли от воспоминаний, то ли оттого, что солнце уже за крышами, стало холодно. Он убрал топор и точило, закрыл сарай и медленно пошёл к дому.

Тогда он и понял, что общество спальника позорно для всех, что быть рядом с ним и не ударить, не оскорбить нельзя, не положено. И старался не думать об этом. Но если Андрей пойдёт против этих "положено" и останется его напарником, надо будет узнать у него о полах. Кто это такие и почему к ним даже спальников нельзя подсаживать.

Эркин с усилием откинул всё это обратно, в прошлое, и по лестнице поднимался уже спокойно. Как всегда, разулся в прихожей и босиком прошёл на кухню. Прямо из ковша напился. Пил, пока совсем не успокоился и не забыл опять об этом. И тогда вошёл в комнату.

Женя стояла перед зеркалом, поправляя причёску. Вернее, он не сразу понял, что это она. Просто кому ещё Алиса может говорить:

— Мам, ты сама на себя не похожа.

Это была Женя, но такой он её ещё не видел и даже не представлял.

В цветастом, низко срезанном платье, открывающем плечи и спину ниже лопаток, с пышной оттопыривающейся юбкой. Высоко подобранные волосы уложены в замысловатую причёску и украшены закрепленными на шпильках цветами. В ушах крохотные блестящие серёжки, на шее блестящая цепочка, на руке узкий блестящий браслет. Лиф платья искрился множеством блёсток.

Алиса права: Женя была совсем на себя не похожа.

— Ну, как? — Женя обернулась к стоящему в дверях Эркину. — Тебе нравится?

Он только восхищённо вздохнул в ответ, и Женя засмеялась. Повернулась перед зеркалом, оглядывая себя.

— Так и пойдёшь? — поинтересовался он.

— А что? — Женя закинула голову и покачала ею, проверяя, как держится причёска.

— Холодно будет, — пожал он плечами.

Она снова тихо засмеялась.

— Спасибо, милый. Я плащ надену. И шаль. Ну вот. Бал будет до утра. Вы уж тут сами управляйтесь.

Она накинула на голову тонкую ажурную шаль. Эркин подал ей плащ и помог одеться.

— Мам, ты Золушка! — убеждённо сказала Алиса.

Женя повернулась к Эркину.

— Знаешь про Золушку?

Он молча мотнул головой.

— Вот, Алиса, и расскажи про Золушку. Меня не ждите. Я не знаю, когда приду, — и уже в прихожей посмотрела на Эркина совсем другими глазами, став прежней Женей. — Прости, Эркин, я бы лучше с тобой пошла…

— Не думай об этом, — быстро перебил он. — Всё будет хорошо.

— Оставить тебе ключи?

Он на долю секунды задумался и кивнул.

— Вот, это от калитки, это от нижней двери, это от верхней. Ну, я побежала.