Аналогичный мир

Эркин кивнул, но, помедлив, сказал:

— Я собак не боюсь, схожу посмотреть. Там дерево недалеко. Большое. С него всё видно. Залезем и всё увидим.

— И сколько вас? — спросил Фредди.

— Да пятеро, наверное, от разных стад все.

— Из старших кто идёт с вами?

— Зачем? Тебе я сказал. Мы сами так решили.

— Это когда же вы договорились?

— А на водопое, — засмеялся Эркин.

— Быстро вы, — усмехнулся Фредди. — Я и не заметил ничего. Когда пойдёте?

— А сейчас. К вечерней кормёжке успеем. Вот поедим, посуду помою и пойдём.

Андрей подчёркнуто завистливо вздохнул, но ничего не сказал. Эркин рассмеялся и встал, легко опершись на его плечо, быстро собрал посуду и убежал. Фредди посмотрел на Андрея. Осунувшееся, покрытое светлой щетиной, бледное лицо, губы уже порозовели, но глаза ещё в тёмных кругах и кажутся запавшими. И волосы… не светлые, а седые… Андрей почувствовал его взгляд и повернулся к нему, улыбнулся. Какой-то не своей, очень взрослой горькой улыбкой.

— Сколько тебе лет? — тихо спросил Фредди.

— Думаю, что двадцать, — всё ещё улыбаясь, сказал Андрей. — А… там я где-то с двенадцати. Считай, почти полный срок.

— Как? Туда же только с пожизненной.

— А больше десяти никто не протягивал. И то мало кому удавалось за седьмой год перевалить.

— А ты?

— Я зажился. Меня уже на финишный этап собирались дёрнуть. На Хаархан. А тут война кончается, и нас всех, кого где застали, поголовно… И всё, — Андрей комично развёл руками, но лицо его оставалось серьёзным.

Фредди передёрнул плечами.

— Ты откуда… про финишный этап знаешь?

— Из канцелярии шумнули. Что, дескать, финишный этап собирают, зажившихся, и твой номер в списке. Там ведь наши же… уборщиками, писарями.

— Это… это же западло! В канцелярии работать…

— Кримы вообще не работали, — Андрей повертел сигарету и спрятал, так и не закурив. — Им любая работа западло. Вот полов и присов обирать и калечить… Ладно, Фредди. Что уж сейчас. В один Овраг все легли. Рядышком.

Под навес вошёл Эркин, быстро составил у костра чистую посуду.

— Всё, мы пошли.

— Аккуратнее там.

— Слушаюсь, сэр, — спаясничал Эркин и, увидев их улыбки, удовлетворённо хмыкнул и убежал.

— Лягу я, — Андрей тяжело встал и медленно пошёл к лежанке, и уже сидя и разуваясь, озорно улыбнулся. — Не боись, Фредди. В лагере первые двадцать пять лет тяжело. Потом привыкаешь. Говорят так. Кто до тридцати дотянул.

Лёг и затих. То ли заснул, то ли так лежит. Фредди тоже лёг, прикрыв лицо шляпой.

— Итак, Новиков, труп не только ожил, но и послал тебя туда, где побывал сам.

— Шурочка, ехидничать и я умею. Но меня Трейси за живое взял. Чтоб так, меньше чем за сутки, измордовать парня… не хлюпика, ковбоя…

— Но вывернулся он классно.

— Не то слово, Шурочка. Понимаешь, это не алиби. Обоснование. Которое невозможно опровергнуть.

— Но которое он не сможет доказать.

— Шурочка, дорогая моя майорша, ты не забыла, что это мы должны доказывать?

— Во-первых, Новиков, я не майорша, а майор, ты замечаешь разницу? А во-вторых…

Шурочка не договорила. Они шли по тропинке, и из-за кустов вдруг навстречу им вывернулась компания цветных пастухов. Они смеялись, обсуждая кого-то, что так труханул, что аж навернулся и гепнулся. Передний, увидев Шурочку и Новикова, ойкнул и свистнул. И вся компания бросилась с тропинки в кусты. И уже там, судя по треску и топоту, пастухи побежали к посёлку.

— Как же глубоко сидит в них страх перед белыми.

Шурочка кивнула. Какое-то время они шли молча.

— Я вот что думаю, Новиков, — Шурочка вертела в руках букетик из пожелтевших травинок с пушистыми колосками. — Трейси… Почему он не теряет расу? Он же ест со своими парнями из одного котла.

— Не он один. Я слышал такую фразу. У своего костра старший ковбой хозяин. Но, в принципе, дистанция сохраняется. И у Трейси с его парнями на людях тоже.

— Сложная система.

— Да, ты начала говорить, что во-вторых…

— Неважно. Среди этих, ну, что от нас шарахнулись, был Индеец, ты заметил?

— Да.

— Один. Ни Мальца, ни Трейси… И откуда они шли?

— В той стороне только Гаранин со своими, — Новиков улыбнулся, — гавгавами.

— Да. Что им там надо было? Давай-ка сходим к Гаранину, Новиков, поговорим с ним.

— Обратно в темноте придётся. От Гаранина быстро не выйдешь.

— Знаю, — Шурочка рассмеялась. — Но, когда дойдёт до спирта, я вас оставлю.

— Одной не страшно? А, Шурочка? В темноте, кругом ковбои…

— Ковбой не опаснее майора, — отмахнулась Шурочка.

Фредди и Андрей спали, когда Эркин вошёл под навес. Но он к костру подсесть не успел, как Андрей уже натягивал сапоги — двигался он заметно быстрее, чем днём — а Фредди стоял, будто и не спал вовсе.

— Ну? — выдохнул Андрей.

— Всё в порядке, целый, — Эркин так сиял, что Фредди не выдержал и улыбнулся. — Совсем не страшные собаки, ласкаются ко всем.

— И к тебе? — спросил Андрей.

— Ну да. Мы идём, а у них под этим деревом как раз дневка, — стал рассказывать Эркин. — Мы из кустов вылезли, смотрим, собаки. Они тихо лежали, не лаяли. Мы так и встали. И не знаем, что делать.

Андрей кивнул.

— Точно. Пока стоишь, не тронут.

— Мы и стоим. А они лежат и на нас смотрят.

— Кто? Собаки?