Это я так, немного отвлекся, чтобы не тратить ваше драгоценное время на описание дороги от железки до Георгиевки. Лишь ближе к вечеру они подъехали к селу, где расположился отряд Бороды. По уставу, существовавшему перед войной, бороду следовало брить. Исключение предоставлялось только тем, у кого «рожа крива». Строгов заполучил в лицо удар пикой во время подавления «боксерского бунта» в 1901 году. И с того времени носит бороду, черную, как смоль, с редкой проседью. Сам он коренастый, кривоногий, ходит враскачку. Встречать он не вышел, не по чину, так что, поставив Орлика в стойло, и сменив ему пропотевшую попону, забрав вьюки и седла, Илья с Иваном двинулись в сторону штаба, доложиться, и передать шифровку от Лазо, которая была вшита в стеганное одеяло Ивана.
– Вань, шелковину достань!
– Илюха, не учи ученого, держи. – Иван, выполнявший роль ординарца и посыльного, протянул ему кусок белого шелка, на котором, на первый взгляд, ничего не было.
В штабе накурено, довольно много людей, но несколько женщин убирают со стола, готовясь накрывать его к ужину.
– А, явились, гости дорогие!
– Является черт во сне, а мы – прибыли, Иван Василич. Шифровка, велено передать во все отряды.
– От кого?
– Передал «Виноградов», лично, либо вам, либо Емельянову.
– Серёга, что ль? Жив курилка? Мухин! По твоей части!
Илья с удивлением посмотрел на подошедшего. Тот казаком не был, был фальшивомонетчиком, и дважды судимым за подлог, громкий процесс был, осудили его к каторжным работам. Илья знал его как Чижикова.
– А это кто? – удивленно спросил он и поднял руку с шелковиной, вовсе не собираясь передавать ее в руки такого человека.
– Комиссара мне прислали, Фёдором кличут.
– У меня приказ передать либо тебе, либо Емельянову. Этого товарища я знаю, как Чижикова, человека – нечистого на руку. Поэтому передам письмо Иван Ильичу, раз ты сам, Иван Василич, читать не хочешь.
– Ты что себе позволяешь, сынок офицерский? – взвился Мухин.
– А ты где был, Чижиков, когда мы Советскую власть в городе устанавливали? – ухмыляясь, спросил его Илья. – Почему 302-ю дружину не поднял, когда городскую думу разгоняли? А задергался уже в декабре. Да потому, что ты сам в думе сидел!
– Так, Илья, заканчивай! Пошли, не люблю я эту химию! – морщась, сказал Борода, и направился в другую комнату.
– А ты куда? – спросил он Мухина-Чижикова, и слегка толкнул его рукой, не позволяя войти в дверь. – Здесь посиди, Виноград поважней тебя будет. Сказал нельзя, значит, нельзя.
– Он – эсер!
– Он – большевик, еще в прошлом январе перешел к ним. – сказал Илья и затворил перед комиссаром дверь.
– Чё ты с ним сцепился? Мужичок он мелкий, да вонючий. Теперь не отцепится. – сказал Борода, доставая бутылку, с помощью которой можно было «проявить» написанное. Поморщился, разложил шелковку и начал водить по ней смоченной тряпкой. На ткани появились темные мелкие буквы, которыми были покрыты обе стороны материи.
Иван Васильевич вчитался в написанное, хмыкал несколько раз, довольно кивал головой, затем в дверь постучали, но он громко крикнул:
– Кто там еще! Не входить! Занят! Глянь, кто там, и гони в шею! – сказал он Илье.
Но за дверью стояла его супружница, Фрося, которая оттолкнула Илью и, все-таки, вошла.
– Этот, Фёдор, бузу вздумал поднимать, в третью роту побежал.
– Пусть бежит! Хрен ему, а не восстание. Удумали тоже! В городе целая бригада, да одних еропланов 6 штук. Восстание! Садись, гимназист, пиши! – и положил перед ним шелковку с приказом КомДальФронтом.
– А что за восстание? – спросил Илья, усаживаясь за стол, чтобы переписать сообщение.
– Да, тут носятся с идеей поднять села на борьбу с захватчиками, не казаков, а переселенцев. Дескать, Совет так решил. Пиши-пиши, а то ужин стынет. Слышь, Илья, а ты дальше куда?
– Приказано помочь ивановским.
– Там помогать-то уже некому, разбежались они по другим отрядам. Начштаба ко мне пойдешь? Батька-то у тебя штабным был, да и ты все время возле штаба крутился. Ы? Че скажешь? Нету грамотного ни одного, кто б карту читать мог, да марши готовить.
– Да мне надо бы с дядькой поговорить, я в Талали собрался.
– Да он же тебя не отпустит, а ты внимательно приказ прочти! У него боев не будет! А мы – на отшибе, нам и действовать приказано. Пиши-пиши!
Приказ, действительно, запрещал боевые действия вблизи города. Требовалось растянуть силы противника, вынудить его распылить свои отряды для охраны коммуникаций. Копить силы и ждать приближения Красной Армии. Подвергать налетам только обозы противника и отряды колчаковцев. Японцев не задирать, менять власть на местах, без объявления об этом. Втихую. Здесь, само-собой, восстанием и не пахнет! Едва успел поставить последнюю точку, как за окном раздались крики, требующие командиру выйти. Буза началась. Но к хате, в которой они находились, со всех сторон начали подтягиваться казаки.