Амур широкий

Богдано танцевал легко и будто радовался в танце, но чему он радовался, Пиапон не мог понять. Великий шаман всегда исполнял свой танец лучше других шаманов. С малых лет помнит Пиапон своего великого дядю, помнит его таким же старым и в то же время молодым во время исполнения шаманского танца. Как удается этому древнему старцу так преображаться — никто не знал. Но Богдан на самом деле танцевал как молодой. Сколько ему лет? — гадали охотники, и никто не мог сказать, сколько лет прожил этот старик на земле.

— Великий шаман, — восхищенно говорили в таких случаях, и это означало многое, а главное — признание его шаманской силы.

Богдано в молодости часто изумлял охотников разными непонятными для простых смертных выходками. Пиапон только слышал об этом, но сам он редко бывал на камланиях великого шамана.

Шаман закончил танец, взобрался на нары, сел, поджав под себя ноги. Ему подали трубку. Пиапон подошел к нему, поздоровался.

— А, сэлэм Совет приехал, — сказал старый Богдано. — Ты решил священный жбан отдать в колхоз?

Ошарашенный Пиапон не находил ответа, из головы его моментально улетучился хмель.

— Откуда знаешь? — спросил он хрипло.

— Мы все знаем, земля полна всякими новостями.

— Знаю, у нас все слухи разносятся из стойбища в стойбище быстрее, чем у русских по железным ниткам.

— Может, и так.

— Ты скажи, священный жбан помог красным победить в войне белых?

— Ты молился, ты должен знать.

— Мы все молились, каждое лето приезжают молиться десятки семей, но никто не знает, помог им жбан или нет. Ты только это можешь знать.

— Я понял тебя, ты сомневаешься в силе жбана.

— Ничего я не понимаю в этом деле, потому так говорю.

— Врешь, Пиапон, ты все понимаешь, ты больше всех и лучше всех понимаешь, потому засомневался. Ты думаешь, кто-нибудь другой сомневается? Нет, не сомневается, все верят, потому приезжают издалека, потому отдают последнее. Ты умный, Пиапон, ты много и долго раздумываешь над всякими вещами, о которых другой никогда в жизни не задумывается. Не хитри, говори прямо.

— Если жбан помог красным победить белых, то пусть еще раз поможет красным — советским.

— Что надо?

— В колхоз людей объединить и всем уделить счастья и здоровья.

— Всем?

— Да, всем.

— И людям других родов?

— И людям других родов, потому что все будут жить и работать в одном колхозе, а это одно и то же, что жить и работать в одной семье, в одном большом доме.

— Люди разных родов никогда не смогут жить одной семьей, всегда люди маленького рода будут завидовать людям большого рода.

— А я знаю, как люди больших родов завидуют охотнику маленького-премаленького рода.

— Кто же этот человек?

— Токто, названый брат Поты.

Шаман обернулся к Пиапону и долго смотрел на него ясными, совсем не стариковскими глазами.

— Ты правда веришь в колхоз? — спросил он после долгой паузы.

— Я поверил советской власти, потому верю и в колхоз.

— А я сомневаюсь.

— Тогда, выходит, ты сомневаешься и в советской власти.

— Да, сомневаюсь.

— Потому что тебе все равно — советская власть или прежняя власть белых, тебе и тогда неплохо было и теперь не стало хуже.

Шаман опять замолчал. Пиапон тоже закурил поданную трубку и тоже молчал, ждал, что скажет в ответ старый Богдано надерзил, конечно, он старику, но что поделаешь? Он должен защищать то, во что верит всем сердцем.

— С малых лет ты такой, — задумчиво проговорил старик, — прямой человек, и потому я не могу на тебя сердиться. Да и никто бы другой не сказал мне в глаза то, что ты сказал сейчас. А ты можешь, честность твоя позволяет. Ты ведь глубоко обидел меня, ты сказал, что я прожил свою долгую жизнь не тем трудом, каким живут все сородичи, прожил без голода, без болезней. Так все, да не так. Шаманы нужны людям, они их помощники. Есть хорошие шаманы, есть просто обманщики. Ты это знаешь. Я честно трудился, Пиапон, мой труд был нужен людям.

— Знаю.

— Не знаешь. Все люди кроме обыкновенных болезней болеют еще внутренней, душевной болезнью — когда они не могут верить во что-нибудь. Это плохая болезнь. Я внушал людям веру в то, во что им хотелось верить.

— Даже в обман?

— Я честный человек, но если кто-то хочет верить в видимый тобой обман, а сам этого не замечает, — пусть верит. Шаманы нужны были, как теперь требуются такие, как ты, сэлэм Советы. Я не знаю, что ты делаешь, в чем твоя сила, и ты не знаешь ничего про меня.

— Моя сила в советской власти, это все знают.

— Во власти… зачем этой власти собирать людей в большие стойбища? Людей будет много, места для рыбной ловли рядом со стойбищем не хватит, надо опять разъезжаться в разные стороны. Это понимают власти?

— Понимают, — ответил Пиапон.

— Когда люди одной семьи в большом доме, каждый беспокоится о сетках, неводах, и подсушит лучше и зашьет дыру. А когда соберутся люди разных родов, каждый будет надеяться на другого и делать все в полсилы. Это понимаешь?

— Догадываюсь. Но в большинстве люди честны.

— На все у тебя готов ответ. А все же я не верю в колхоз, не каждый согласится отдать лошадь, невод, хорошую охотчичью собаку. Меня тоже заставят идти в колхоз?

— Не знаю. В колхоз записывают только желающих.