Уха казалась невкусной, хотя в животе урчало от голода. Богдан все же доел ее, выпил чаю, прислушиваясь к разговору Ултумбу с Пиапоном.
Народ на беседу собирался возле хомарана. Ултумбу с Пиапоном вышли, поздоровались. Богдан вышел за ними и сел возле дымившего костра.
Ултумбу начал рассказывать о советской власти. Охотники притихли. Хорошо, когда о таком важном и малопонятном деле рассказывают на родном языке!
— Советскую власть завоевали рабочие и крестьяне. Когда захотели наши враги сломить эту власть, вы тоже встали на ее защиту. А над всеми нами стоял тогда и сейчас стоит наш вождь товарищ Ленин. Вы слышали это имя?
— Слышали, — ответило несколько голосов. — Кунгас нам говорил, потом Богдан.
— Очень хорошо. А в других стойбищах даже не знают, что Ленин сейчас самый главный человек в советской власти. Хороший человек этот Кунгас. Кто он?
— Он партизанский командир.
— Это Павел Глотов, — подсказал Богдан.
— Видите, вам русский человек рассказывал о Ленине, и советскую власть русский народ завоевал. Вы дружите с малмыжскими русскими, это хорошо. Дружба наша будет крепнуть. Русский народ, советская власть много еще сделают, чтобы нанай жили лучше.
— Наш няргинский Совет, это как понять, родовой, как раньше был, или какой другой? — спросил Полокто.
— Много умных людей и сейчас спорят, какой совет нужен нанай, ульчам, нивхам, тунгусам и другим народам. Одни говорят, лучше родовой, он крепкий будет, потому что все люди братья и сестры по крови, и у нанай надо организовать такой совет. Другие сказали, нельзя организовывать у нанай родовой совет. А мы с вами теперь вместе подумаем. Давайте будем у вас в Нярги организовывать родовой совет. Один совет — Заксоров, другой — Бельды, третий — Киле, четвертый — Хеджеров, пятый — Тумали. Все?
— Есть один Оненка. Он, видно, заблудился, не туда попал.
— Хорошо. Один Оненка — тоже совет. С кем только он станет советоваться? Выходит, у вас в Нярги надо организовать шесть советов.
— Зачем шесть, Оненка выгоним, пусть уедет к своим.
— Ладно, согласен, выгоним Оненка…
— Я не хочу уезжать! Я здесь хочу! — завопил Оненка.
— Не выгоняем, это так, к слову говорю. Сколько Тумали?
— Две семьи.
— Маловато для совета. Выгоним, что ли?
— Мы не уедем, мы тут всю жизнь живем, — заявили Тумали.
— Хорошо. Сколько Киле?
— Три семьи.
— Выгоним?
Охотники поняли, к чему клонит Ултумбу. Никто на этот раз ничего не сказал.
— Выходит, самый большой род — Заксоры. Организуем совет Заксоров. Оненка не хочет уезжать, Тумали и Киле тоже не хотят. Тогда что же, выходит, они должны войти в совет? Так?
— Другого нет пути.
— Так в каждом стойбище. Нанай давно уже не живут родами, разбрелись по всему Амуру. Поэтому нельзя организовывать родовые советы.
«Умный человек! Как хорошо все разъясняет! — восхитился Богдан. — Вот как надо разговаривать с людьми!»
— Тогда как быть с родовыми дянгианами-судьями?
— Дянгианов родовых не будет. Родов нет, зачем они?
— Есть роды. Ты это не говори! — закричал Холгитон. — Всякие споры бывают, роды всегда будут собираться. Говоришь, нет родов. А ты, Оненка, разве женился бы на девушке Оненка?
— Нет, не женился бы!
— Тогда зачем говоришь — нет родов? Роды есть, только люди разъехались, а законы рода сохранились.
— Верно говоришь, отец Нипо, — подхватили охотники. — Родственные связи всегда будут. Это же люди одной крови. Дянгиан родовой тоже нужен.
«Любопытно, как он вывернется», — подумал Богдан.
— Есть уже советские судьи, они будут решать все подсудные дела. Но если вы хотите своих родовых судей, имейте их, решайте свои дела. А большие плохие дела советский суд будет решать, его слово будет последним.
Охотники замолчали, задумались.
— Говорят, советская власть всех бачика выгоняет, а шаманов как?
— Шаманы — это нанайские попы.
— Что, их тоже будут выгонять? Куда?
— Никуда не выгонят, просто запретят им шаманить.
Охотники заволновались, вполголоса заговорили между собой. Женщины позади мужчин заспорили во весь голос. Раздались возмущенные голоса.
— Бачика вредный, гоните. А шаманов нельзя гнать. Кто будет лечить больных?
— Доктора будут лечить.
— Кто будет отправлять души умерших в буни?
На этот вопрос Ултумбу не ответил. Это был единственный вопрос, на который он затруднялся ответить. Он знал свой народ, обычаи, знал, что родственники, не справившие религиозный праздник касан и не отправившие душу умершего в буни, берут на себя самый большой грех. Но как объяснить охотникам, что нет у умершего никакой души, что нет буни, что все это выдумка?
Богдан следил за Ултумбу. Лицо его оставалось спокойным, но глаза выдавали растерянность.
— Шаманы нужны! Нанай нельзя жить без шаманов!
— Ладно, пусть останутся они! — вдруг заявил Пиапон.
Мужчины, женщины примолкли сразу. Закурили.
— Когда выгоните торговцев?
— Сейчас уже торгуют наши кооператоры из Союзпушнины, Центросоюза, Интегралсоюза, — ответил негромко Ултумбу и распрямился. — Они скоро войдут в силу. Торговцы пока будут торговать, потому что у нас мало своих кооператоров, товаров мало. Немного потерпите, пушнины им не сдавайте.
— Тебе хорошо, ты не должен им.