Амундсен

Но еще в полярных широтах начальство собрало офицерский состав («ют»), чтобы присвоить имена тем частям антарктического архипелага у Земли Грейама, которые были открыты экспедицией и которые она заслужила честь окрестить. Разумеется, первую речь у купели держал командир. Помимо всего прочего, он предложил увековечить на карте память двух жертв, норвежца Винче и бельгийца Данко. Впрочем, под конец очередь «дать одно наименование» дошла до каждого из присутствующих. Впервые в жизни Амундсен пускает в обиход имя, называет точку на поверхности земли: «С огромной радостью я назвал красивую, выдающуюся в море косу на острове Винче… мысом Эйвинна Аструпа».

Одновременно с отступлением «Бельгики» в те же льды входила новая экспедиция, опять-таки национальная. Поход был снаряжен на английские средства [22], а потому считался английским, однако руководили им норвежцы. На борту «Южного Креста» находился еще один молодой человек из Кристиании, которому предстояло знакомство с антарктической зимой, — Карстен Боркгревинк. Экспедиция покинула судно и осуществила первую в мире зимовку на самой Антарктиде. Таким образом был совершен еще один шаг к покорению Южного полюса. Один за другим организовывались все новые и новые походы.

Руал Амундсен вернется в эти края не раньше, чем через десять с лишним лет, однако именно экспедиция на охваченной страхами «Бельгике» укрепила Амундсена в правильности его выбора и придала ему силы для исполнения задуманного. Вот как он сформулировал свою программу однажды ночью, стоя на вахте у северного побережья Земли Грейама: «Летние и зимние ночи в Норвегии, бесспорно, прекрасны, но могут ли они сравниться по производимому впечатлению с этой безмолвной, холодной, залитой лунным светом полярной ночью? Тебя охватывает удивительное чувство. Неужели Бог создал эти просторы, чтобы они оставались пустынными и забытыми человечеством? Конечно, нет и еще раз нет. Мы обязаны сделать все возможное, чтобы получить представление обо всем этом великолепии, дарованном нам Богом. Вперед, только вперед. Даже ставящие нам препоны льды должны отступить перед продвигающимся вперед (не без помощи Господа) человеческим духом».

Глава 5 ДВОЙНОЙ ПЛАН

«К великому своему удивлению обнаружил, что ты на Троицу или даже накануне Троицына дня ждал возвращения Руала, и, следовательно, теперь он уже должен был вернуться», — пишет Леон Амундсен брату Густаву 23 мая 1899 года. О том, когда полярный исследователь возвратится на родину, сведения были самые противоречивые.

Следуя логике своего воображаемого увольнения с «Бельгики», старпом предоставил судну добираться домой самостоятельно и вернулся из Южной Америки отдельно, как частное лицо. Этот манёвр он повторит через тринадцать лет. Впрочем, при несколько иных обстоятельствах. В этот раз голову над его местонахождением ломают только братья.

Леон надеялся, что Руалов путь домой проляжет через Францию и что брат заедет к нему в Коньяк. «Его ждала тут комната, украшенная цветами и флагами», — разочарованно сообщает он на родину, узнав, что антарктический путешественник объявился в Христиании.

Разрыв с Бельгийским королевством не мешает старшему помощнику принять от него первую из своих многочисленных наград — орден Леопольда [23]. Другие почести от иностранной державы его не интересуют. По возвращении домой он, кроме Бетти и братьев, жаждет встречи с одним-единственным человеком — великаном из Люсакера Фритьофом Нансеном.

Наконец-то юному Амундсену есть чем поделиться. Он видел материк у Южного полюса, которого Нансен не видел. Или видел лишь в воображении, пока сидел в берлоге на Земле Франца-Иосифа.

«Мои самые сердечные поздравления с удачным походом и добро пожаловать на родину после первой зимовки человека в полярных широтах». Так без промедления откликается Нансен на весточку от своего соотечественника Амундсена, доложившего о том, что вернулся в Норвегию. «Мне будет чрезвычайно приятно повидать Вас и лично поздравить с возвращением, тем более что было бы весьма интересно послушать Ваши рассказы о пережитом. Посему я с удовольствием приму Вас, когда Вам только будет удобно, — разумеется, если сам не буду находиться в отъезде».

Возможно, столь безмерная любезность со стороны великого, недоступного полярного исследователя даже обескуражила начинающего путешественника. Пройдет еще много лет, прежде чем Руал Амундсен окончательно поймет, что стояло за явным интересом, проявленным Фритьофом Нансеном к его антарктическим впечатлениям.