Амундсен

Именно сейчас, через шесть лет после старта экспедиции «Мод», Руал Амундсен как никогда твердо уверен, что совсем скоро он и Кисс будут вместе. Новогодний вечер тоже посвящен ей: «12 лет! Печаль, радость, веселье, боль — все это мы испытали лишь затем, чтобы год от года постройка наша становилась все роскошнее и прочнее. Да, благодаря тебе, прекраснейшая из женщин, мы преуспели. Нет слов, чтобы передать, скольким я обязан тебе. Благодарность — единственное, что я могу предложить тебе сейчас. А позднее, надеюсь, жизнь в самой нежной любви. Ты знаешь, милая женушка, я с тобой, ты ведь чувствуешь это все время, каждую секунду?»

Прямо-таки торжественная речь после двенадцати лет, прожитых под одной крышей. На самом же деле он ни на шаг не приблизился к семейному счастью. Но за минувшие годы рухнуло так много иных построек, вот почему эта необходима ему как никогда.

На следующее утро, первое утро 1925 года, он просыпается — в мыслях — рядом с ней: «Доброе утро, поцелуй и самого тебе счастливого нового года. Чувствуешь на лбу мой поцелуй? На глазах? На щеках? На губах? На груди? Нет, тут мне лучше умолкнуть. Кстати, хорошее начало для первого дня года!»

5 января 1925 года полярник выезжает в новое турне, с диапроектором. Как и ожидалось, лекции вызывают интерес, за время разъездов по Америке Амундсен может отослать на родину, в «пасть льва», 27 тысяч крон. И все же в ходе этого последнего турне его одолевает растущая тревога. Экспедиция под контролем, конкурсное производство идет своим чередом; неуверенность гнездится много глубже. Он чувствует, что Кисс ускользает от него. «Где же ты?» — спрашивает он уже через неделю после Нового года. Полярник должен знать обо всех ее передвижениях. Должен быть рядом, где бы она ни находилась.

За считаные недели роскошная и прочная постройка их взаимоотношений начала шататься. Ему кажется, что письма приходят реже; он подозревает ее в переписке с другим мужчиной. После вечерней лекции 18 января пишет: «Не знаю, со мной ли ты еще. Ради Бога, развей сомнения, которые вновь терзают меня. Прости». Последнее ее письмо датировано 26 декабря — никакой весточки к Новому году.

В Бостоне он останавливается у Горация, младшего брата Хермана Гаде. Там и получает телеграмму: Кисс хворала. «Господи, что с тобой было? Срочно напиши. Дай-то Бог, чтобы ты уже поправилась». Турне продолжается, он в растерянности. «Быть может, твоего письма мне будет достаточно, а быть может, и нет». Через три дня, 23-го: «Доброе самочувствие покинуло меня. Опора под ногами, казавшаяся такой прочной, шатается». Его обуревает ревность — к бизнесмену-канадцу, другу семьи: «Мысль о Кэмпбелле нейдет у меня из головы. Ты чуть было не вступила в переписку с одним мужчиной, 10 лет назад». Мысленно полярник все время возвращается в годы окопной войны.

27 января он опять в Нью-Йорке. Любовных писем в гостинице нет. Вдобавок в городе разыгралась метель: «Пятая авеню превратилась в узенькую тропинку. Здорово!»

Вместо желанных писем от Кисс приходит неотвратимое письмо от старшего Элсуорта. Тот совсем ослаб здоровьем и надиктовал текст доверенному сотруднику, но подписал собственноручно: Джеймс У. Элсуорт. Старый делец заявляет, что Руал Амундсен неоднократно нарушил соглашение о финансировании, заключенное ими на ферме Элсуорта в Огайо. Полярников способ решать деловые вопросы привел к тому, что старший Элсуорт полностью потерял доверие к практическому осуществлению экспедиции. Старик пишет, что эти огорчения успели вконец подкосить его здоровье. Он уверен, что сын погибнет во время перелета, а поскольку решение лететь остается в силе, сам он тоже не «переживет этого испытания». В последний раз сломленный отец пытается спасти жизнь единственного сына. Аргументы логичны, однако бесплодны. Линкольн Элсуорт вручил свою жизнь Руалу Амундсену.

Еще несколько дней ланчей, обедов и докладов — и вот 3 февраля 1925 года полярник поднимается на борт судна, которое доставит его обратно в Европу. Перед отъездом он наконец-то получает письмо. «Я тебя не понимаю. Ты спрашиваешь, на каком пароходе я возвращаюсь, а ведь я точно помню, что сообщал тебе об этом в 5 разных письмах».

Давным-давно было ясно, что вернуться полярник рассчитывал через Лондон. Мысль об отъезде на Аляску была отложена в тот самый миг, когда на столе появились элсуортовские доллары. Судя по всему, г-жа Беннетт не видела причин подогревать в полярном путешественнике желание приехать в столицу Британской империи. Кисс ободряла его на пути в Америку, но чем ближе он был к Европе, тем сдержаннее она становилась. Егобогиня жила в Лондоне, а вот герою еемечтаний следовало обретаться в хижине на берегу далекой, суровой Аляски.