Отныне начинается запутанная, а в итоге весьма многосторонняя драма вокруг двух соседствующих имений на Бунне-фьорде. Центральную роль в этой интриге играет посол королевства Норвегия в Бразилии Херман Гаде. Еще из Рио в ноябре 1923 года он предложил другу экономическую помощь, чтобы спасти его родной дом. Однако полярник уверяет, что при необходимости расстанется с Ураниенборгом вовсе не скрепя сердце. «Я уже привык уезжать отсюда», — пишет он в декабре. Хотя, конечно, высоко ценит заботу друга.
Но за этой интригой кроется иная стратегия. В деловых вопросах Руал Амундсен всегда опирался на других. Советчиков у него было много — Леон, Алекс Нансен, братья Гаде, Трюгве Гудде, Хокон Хаммер; настало время одному из них опять выйти на сцену. Густав Амундсен, который два десятка лет, со времен экспедиции на яхте «Йоа», «ходил во тьме», готов снова занять место доверенного лица при полярнике.
Когда Руал Амундсен вернулся с Аляски, его братья Тонни и Ежик, как обычно, пребывали в бедственном положении. Тонни, занимавшийся производством сухого молока, не только пострадал от тогдашних экономических спадов, но потерял жену и единственную дочь. В последующие годы в письмах полярника сквозит неотступный страх, как бы старший брат не наложил на себя руки. Пока что Тонни снова, с большими затратами, пытается встать на ноги — на средства родни. С сухим молоком покончено, теперь он загорелся идеей разводить кур.
Непостоянство типично и для Ежика. Он тоже бросался от одной иллюзии к другой, не в состоянии прокормить ни себя, ни свою семью. Благодаря своей жене Малфред и брату Леону, Густав Амундсен большей частью жил щедротами полярника. У Ежика были хорошие связи, но, увы, желающих субсидировать капитана Амундсена-старшего уже не находилось. Слишком сомнительная у него репутация. Однако он обладает двумя важными качествами: верит в Руала и ненавидит Леона.
После того как примерно в середине мая Леон заявил, что прекращает оплачивать экспедицию «Мод», немедля происходит резкий перелом. 5 мая полярник, как договорено, написал Трюгве Гудде и попросил переоформить составленный на Нильса Гудце документ о передаче Ураниенборга на имя Леона. Через двенадцать дней адвокат получает еще одно задание, датированное 17 мая: «Поскольку ты — как никто другой — знаешь и дом, и домашнее имущество, прошу тебя, будь добр, назначь максимально низкую цену — самую низкую, на какую, по твоему мнению, можно пойти, — чтобы все вернуть».
Теперь полярник намерен продать собственность, которую всего несколько дней назад перевел на брата, причем продать за предельно низкую цену. И для этого есть свои причины. Во-первых, Руал Амундсен привык распоряжаться усадьбами независимо от того, кто именно считался формальным владельцем. И раньше Леон, в частности по налоговым соображениям, периодически числился формальным владельцем как Ураниенборга, так и Рёдстена. В экономических делах братья прежде составляли симбиоз, где Леон выступал как практик, а Руал — как высшая инстанция. Теперь полярник единолично решает продать собственность брата, словно давнее единство продолжает существовать. Возможно, Леон и не стал бы возражать, если бы не второй момент: Руал хочет продать по самой низкой цене. И не на открытых торгах, а из-под полы, Херману Гаде.
Через месяц после провала в Пизе окончательно рушатся иллюзорные надежды полярника на скорое разрешение экономических проблем. Его ждет новая роль: борьба одинокого героя с кредиторами. «Придется мне отбиваться от волков, подступающих со всех сторон, — пишет Руал Херману 10 июля. — Имя им легион, и один алчней другого. Но если смотреть им прямо в глаза, они, знаешь ли, идут на попятный двор». После этого живописного сравнения полярник переходит к делу: «По поводу здешней собственности, как мне известно, тебе написал Густав. Я-то без крыши над головой не останусь». Стало быть, Густав действует тайком. Герой об этом знать не знает.
Посол Гаде подхватывает намек и тотчас же отвечает телеграфом из Риги. Разумеется, полярник может по-прежнему рассчитывать на своего состоятельного товарища. Теперь Руал сообщает подробности, и почтой, и телеграфом: «Спасибо тебе за вчерашнюю телеграмму из Риги и за всю ту помощь, какую ты собираешься мне оказать. Ты поистине настоящий друг и можешь поверить, я этого не забуду. Ответил я тебе телеграммой, попросил прямо связаться с Нансеном [адвокатом. —