Амулет Паскаля

На гребнях волн гарцуют серфингисты в такой же блестяще-черной коже — водонепроницаемых костюмах. За моей спиной — цветущий городок, въезд в который охраняют полицейские с суровыми лицами. Но мне они улыбаются приветливой «дежурной» улыбкой. Я — своя. Более того, я гость женщины, дом которой здесь считается самым лучшим. Во дворе — старинный фонтан, привезенный из Италии, в доме — мебель Людовика VI, мраморные плиты — из Каррары, скульптуры — из Греции.

А хозяйка — дочь моего земляка, который попал сюда, в Калифорнию, в двадцатые годы. Если бы не я, она бы никогда не узнала, что ее папа работал сапожником: миссис Макдин не знает языка, на котором заполнена «Трудовая книжка» ее отца, датированная 1920 годом. Она хранит ее как семейную реликвию. У нее свой бизнес — пять магазинов модной одежды в Нью-Йорке, ими занимается ее дочь. А тридцатилетний сын — любимый поздний ребенок — еще не «определился». Миссис Елена жалуется — сейчас он путешествует по Монголии, и она просит меня оставить свой адрес. Мол, он приедет за тобой, вы поженитесь и будете жить здесь, в этом доме…

Когда она произносит эту, как по мне, материнскую чушь, смотрит на меня с надеждой и даже — подобострастно.

«На свадьбу я подарю тебе кольцо с самым большим бриллиантом в мире! — улыбается миссис Елена и поправляет себя: — Он подарит тебе кольцо!»

И я говорю, что… Собственно, это тоже полная чушь…

Сегодня миссис Елена привезла меня после обеда на берег и оставила здесь на несколько часов — поплавать. Быть все время со мной ей трудно, даме — 75 лет, у нее — рак легких. Но она — удивительно красивая! Даже сейчас.

В моей спальне висит ее портрет в молодости, и я не могу отвести от него глаз. Дама живет с «бойфрендом» Майклом, которому 60…

* * *

Завтра я улетаю… За три дня ни разу не рискнула окунуться в эти волны. Они слишком мощные, опасные для новичков. Ни разу не услышала знаменитую песню «Отель „Калифорния“» — этот «отель» в другом штате. Несправедливо. Зато каждый вечер напеваю миссис Макдин и Майклу наши песни. Все, какие знаю. Майкл зевает, потому что песни длинные и печальные, Елена слушает и смотрит на меня, шевелит губами и порой плачет. В такие минуты я не решаюсь взглянуть ей в глаза — на ее аристократическом лице возникает нечто вроде посмертной маски. Лицо человека, который ОТХОДИТ В ВЕЧНОСТЬ. Я знаю, что, когда я уеду, она действительно отойдет. И поэтому пою. И поэтому слушаю ее внимательно, ведь ей больше не с кем поговорить: