Амулет на удачу (СИ)

Я кивнула, лихорадочно пытаясь сообразить, как мне выкрутиться. В то, что моё согласие пустая формальность, я не сомневалась ни мгновения. Откажусь — тут же Фурнье вспомнит про обвинение в проституции, формально-то его никто не снимал. Жандармы меня скрутят, всё равно отвезут к менталисту, ну а дальше процедура будет уже добровольно-принудительно. Ой вот не зря Фурнье так за мой рассказ ухватился, а Ладислас не доверял полиции. И Дюрану я всё-таки верила больше.

— Пойдёмте, мадемуазель.

Рене Фурнье взял меня под руку. Ничего такого, целиком и исключительно джентльменский жест. Пахло от полицейского очень вкусно, аромат корицы и мёда окутывал приятным облаком, а не замолкающий ни на секунду голос, под аккомпанемент ритма его ускорившегося сердцебиения действовал успокаивающе. Я бы сказала дурманяще, я даже не заметила, как мы оказались в коридоре, и в какой именно момент появилось новое действующее лицо. Точнее, в коридоре напротив нас замер Ладислас Дюран, предварительно отшвырнув в сторону какого-то пытавшегося ему помешать жандарма.

Яростно рыкнув что-то неразборчивое и обжигая взглядом наши почти объятия, Ладислас отодрал монсеньора Фурнье от меня, при этом в свободной руке у него на секунду сверкнул небольшой синий шарик с золотистыми прожилками. И это не укрылось от окружающих. Смотрели жандармы на нас теперь очень враждебно. А вот Фурнье наоборот был спокоен, разве что во взгляде появилось высокомерное презрение.

— Елизавета, такого я не ожидал!

А я растерялась. И не только оттого, что первый раз за всё время нашего знакомства в голосе Ладисласа я ощутила самую настоящую неподдельную, не наигранную ярость. Впервые он стоял передо мной в таком вот раздёрганом виде. Даже во время нападения Зубастика и полуголый, он всё равно ощущался воплощением совершенства и элегантности. Сейчас же волосы растрёпаны, вместо пальто куртка и под ней нет пиджака, хотя рубака под пиджак и галстук сохранился, а ещё не хватает одной запонки, которую из ткани что-то вырвало буквально «с мясом».

— Беззащитную девочку станешь бить, раз уж она всё равно твоя невеста? Учить, так сказать, нерадивую невесту палкой, как заповедовали в Тёмные века? — насмешливо прокомментировал Фурнье.

— Пошёл ты, sang puant, — резко ответил Ладислас.

На моих глазах мир снова рухнул дважды. Тем, что месье профессор позволяет себе так открыто терять самообладание. И тем, что позволяет себе хамить. Вдобавок генералу полиции. Дословно слова переводились как грязная кровь, но здесь явно была какая-то местная идиома, и смысл имела куда оскорбительнее прямого перевода, потому что невозмутимость Фурнье всё-таки пробило. Аж на пару секунд лицо у генерала перекосило от гнева. Ладислас же легонько толкнул меня к себе за спину:

— Дома поговорим, — дальше он обращался уже у Фурнье. — Не позднее, чем завтра жду официальных объяснений и извинений, на каком основании невесту наследника клана Дюран арестовали и доставили в здешний гадюшник. Да вдобавок держали в камере.

— Могу задать встречный вопрос, монсеньор Дюран. На каком основании ваша невеста сбежала от вас под защиту полиции?

Фурнье сделал шаг вперёд и теперь стоял лицом к лицу с противником, насмешливо произнося обвинительную речь. Я прижалась к стенке, и ни жива ни мертва, затаённо наблюдала за руганью разъярённых мужчин.

— Вы ещё смеете мне угрожать? Монсеньор?

— Угрожать, монсеньор? Ни в коем случае. Но девушка находится под защитой полиции, поскольку жених не в состоянии обеспечить её безопасность. В свете открывшейся информации, которую вы намеренно утаили от следствия.

На этом я заработала гневно-укоризненный взгляд от Ладисласа: проболталась, дура? Дальше он переключился обратно на Фурнье.

— Это не ваше дело, а дело семьи Дюран.

— Это дело пятого отдела, а вы не только препятствуете следствию. Как это в духе семьи Дюран, лезть туда, куда не просили и не положено. И если бы не работа полиции, то ваша невеста, монсеньор, была бы сейчас убита. Учитывая, что она ещё и студентка Академии и в свете недавних событий, это, можно сказать, откровенное соучастие. Пока косвенное…

Оба мужчины уставились друг на друга, причём в глазах Ладисласа открыто читался план убийства Фурнье. Тот его провоцировал и провоцировал намеренно, Ладислас отвечал тем же. Начиная с обезличено-универсального обращения «монсеньор», так говорили простолюдины или когда неравенство в социальном положении было очень сильным. Хотя сейчас оба обязаны были говорить «месье», обращаясь равный к равному и дворянин к дворянину — генерал полиции и член Совета академии. К сожалению, в целом счёт оставался за полицейским, не зря он сыпал намёками на какие-то болезненные для Дюрана события прошлого… Этому Фурнье явно удавалось вывести Ладисласа из себя, синий шарик заготовки заклятия на его правой ладони появлялся и исчезал всё чаще, и с каждым разом становился всё больше.