Амрита

–　Сакуми, а ты так изменилась, что тебя просто не узнать. Повзрослела. Я уже и не помню, когда я видел тебя в последний раз.

–　Наверное, на похоронах Маю.

–　Ну-да, ну-да… Жалко ее все-таки. Такая молодая была девочка… Неужели я так давно тебя не видел? Странно. Мне почему-то казалось, что прошло гораздо меньше времени… А как поживает ваша мама?

–　Мама как всегда – весела и здорова.

Странный у нас получался разговор – разговор двух взрослых, чужих людей.

Но ведь он и был для меня чужим, этот моложавый дядечка, с которым когда-то мы жили вместе. В одном доме. Раньше у нас была причина не быть чужими, теперь она исчезла. Кто бы мог подумать, что наличие причины – это так важно?

Наша квазисемья вышла из чайной.

Теперь мы шли по главной, самой шумной улице Китайского квартала. Вокруг была толкотня и суматоха. Веселые, праздничные лица. Как будто мы неожиданно очутились на каком-то красочном иностранном празднике. По обеим сторонам улицы стояли лоточники и продавали горячие китайские лакомства, от которых шел аппетитный пар. На входе в каждую лавку стояли коробки и корзины, набитые незнакомыми заграничными продуктами.

Я любила гулять по Китайскому кварталу. Когда мы приехали сюда в первый раз, я так возбудилась от здешнего шума и суматохи, что у меня даже кровь пошла из носа. Тут же вокруг нас собралась толпа, все начали давать советы. И мама потом мне рассказывала, что в тот раз ей было очень стыдно за меня.

Яркая, безостановочная круговерть этого места пробудила во мне какое-то новое, теплое чувство. Гасли и загорались бесконечные ряды дешевых неоновых вывесок, в вечернем воздухе мимо меня проплывали лица завсегдатаев и восхищенных гостей. Как я любила эти улицы и улочки, забитые под завязку разнообразными лавками и сувенирными магазинами, и нескончаемый людской поток…

Китайский квартал существовал сам по себе. Он был отдельной вселенной со своими правилами и порядками. Все здесь было странно и необыкновенно.

Брат шел рядом с «папочкой», крепко держа его за руку.

«Папочка» что-то рассказывал Ёшио про те лавки, мимо которых мы проходили. Ёшио внимательно слушал. Лица обоих светились тихой радостью.

«Здорово,　– подумала я.　– Прямо как во сне».

Мы не спеша шли по многолюдным улицам. И в лицах прохожих мне чудилась та же светлая радость, которую я читала на лицах дорогих мне людей. Эти лица впитали в себя прелесть вечера и эти восхитительные аппетитные запахи… Где-то готовится ужин, посреди стола стоит чайник с горячим ароматным чаем. Идут люди. Уловив этот аромат, кто-то вспомнит о своих дедушке и бабушке, кто-то о свадьбе, кто-то о похоронах. О поездке за границу и о сувенирах, привезенных из этой поездки…

Запах, вызывающий в нас ностальгию. Все места, где живут люди, обладают этим характерным запахом – запахом жизни. У каждого из нас есть родители: мать и отец. Мы помним их с детства. Как они меняют нам пеленки, как они ссорятся. Чем больше людей, тем больше воспоминаний.

Все, кто идет сейчас рядом с нами по улице, несут с собой свои воспоминания. Богатые ли, бедные ли – ночью, укрывшись одеялом и смежив веки,　– все видят сны.

Теплые, влажные сны.

Я тоже иду сейчас по этой улице. А потом я умру. Но город останется жить. И все также здесь будут ходить шумные толпы… Как хорошо, что это так. Как странно… Как грустно… Я уже почти не чувствовала собственного тела – оно превратилось в газ, стало настроением.

Плывя в людском потоке, я думала о том, что все мы всего лишь исчезающие фантазии…

–　Вы до сих пор преподаете в университете?　– спросила я у «папочки».

К этому моменту мы уже закончили ужинать и теперь, сытые и расслабленные, доедали традиционный десерт из тапиоки.

–　Ну да. Пока вроде меня не увольняют.

«Папочка» был специалистом по азиатским литературам и знал около десятка разных языков.

–　Может, мне пойти учиться в твой университет?　– сказал Ёшио, глядя на отца.

–　К тому времени я, наверное, уже выйду на пенсию и буду заниматься своими любимыми исследованиями. Преподавание – штука утомительная.

–　Я слышала, вы снова женились и у вас ребеночек родился,　– сказала я.

–　Ребеночек?　– удивленно сказал Ёшио.　– Значит, у меня есть брат? Или это сестричка?

–　Сестричка,　– улыбнулся «папочка».　– Ей годик всего. Мы ее назвали Шёко – от китайского иероглифа «величественный». Как видите, все очень незатейливо. Откровенно говоря, дурацкое имя, но теперь уже поздно.

–　Ну почему же дурацкое? Может быть, с таким именем ее ожидает великое будущее,　– сказала я, хотя в душе была согласна с тем, что имя и правда незатейливое.

–　Кстати, Сакуми, твое имя тоже имеет китайские корни. Только история там гораздо интереснее,　– сказал «папочка».

Мы с братом подумали об одном и том же и обменялись удивленными взглядами.

–　А я-то всегда думала, что у меня японское имя. «Красота молодой луны». Разве не так? По крайней мере, мама мне именно так рассказывала…