В первый год своего царствования преемник Людовика XVIII Карл X, «божьей милостью король Франции и Наварры», издал закон, по которому «тридцать миллионов франков ренты с капитала в миллиард франков предназначались для возмещения, которое государство должно французам, недвижимые имущества коих были конфискованы и отчуждены на основании законов об эмигрантах, высланных и осужденных революционными властями». Во французской промышленности происходят коренные сдвиги. Мануфактуры сменяются фабриками, основанными на машинном производстве. Машины внедряются в различных отраслях текстильного производства — в шелковой, суконной, хлопчатобумажной и ленточной. При помощи машин изготовляется бумага, обрабатывается металл. В металлургии совершается знаменательный переход с древесного на минеральное топливо. Через несколько лет во Франции появятся первые железные дороги. И при всем этом промышленная и финансовая буржуазия чувствует себя связанной по рукам и ногам. Реакционная политика Карла X закрывает перед ней пути свободного развития.
Крестьянство чувствует себя обманутым.
Растет и крепнет рабочий класс, постепенно вступая на самостоятельный путь. Протесты против реакционной политики правительства делаются все смелее, усиливается парламентская борьба, обостряется полемика в печати, возникают тайные общества.
На это движение правительство Карла X отвечает репрессиями. «Вновь обретенная» палата, «выбранная» в 1824 году, раболепно повинуется правительству. Развивает свою реакционную деятельность «Конгрегация святой девы», вводится мучительная смертная казнь за «святотатство».
Каплей, переполнившей чашу, явились ордонансы Карла X, опубликованные 26 июня 1830 года, о запрещении свободы печати, об ограничении избирательного права, роспуске еще не успевшей собраться палаты, состав которой оказался неугодным королю.
В ночь с 27 на 28 июля улицы столицы покрываются баррикадами. На следующий день трехцветное знамя уже реет над зданием ратуши. Ценою крови рабочих, ремесленников, городской бедноты, дравшихся на парижских баррикадах, монархия Бурбонов была сметена.
Луи-Филипп Орлеанский — король-буржуа вступил на престол.
«Отныне настанет царство банкиров» — заявил новому королю его родич банкир Лафитт.
«Лафитт, — говорит Маркс, — выдал тайну революции. При Луи-Филиппе господствовала не вся французская буржуазия, а лишь одна ее
…Июльская монархия была ничем иным, как акционерной компанией для эксплоатации французского национального богатства; дивиденды ее распределялись между министрами, палатами, 240000 избирателей и их присными. Луи-Филипп был директором этой компании — Робером Макаром на троне»[6]…
Ампер не был свидетелем баррикадных боев на улицах столицы. Он провел это время вне Парижа, у своей дочери в Ферте-Су-Жуарр. Он радуется, что находится вдали от политических потрясений, от «игры общественных страстей». Он больше всего обеспокоен тем, что его сын и мадам Рекамье, приехавшие в эти грозные дни в Париж, должны пробираться через баррикады. Глубокий смысл уличных боев 1830 года остался для Ампера книгой за семью печатями. Он погружен в свою работу над классификацией наук и не хочет отвлекаться ничем посторонним. Только осенью Ампер вернулся в Париж.