Читаем Ампер полностью

Много раз он слушал музыкальные произведения, но Люлли и Рамо всегда оставались для него книгой за семью печатями. И вот однажды, слушая, как Жюли исполняла на фортепиано какой-то грустный и нежный мотив, Андре почувствовал, как у него на глазах навернулись слезы. Удивленный, задумался Андре о причине этого. Он понял, что музыка перестала быть для него только совокупностью звуков, а стала источником глубоких и сильных переживаний. Захваченный новыми чувствами, он пишет «Трактат о музыке», в котором пытается проанализировать причины и характер влияния музыки на душу человека.

Он дает барышням уроки итальянского языка, руководит наблюдением солнечного затмения, об'ясняет, как можно, не сходя с места, измерить расстояние до едва видимой вдали часовни.

Этим же страницам дневника, испещренным алгебраическими формулами, Андре Мари откровенно поверяет совершенные им промахи. «Я очень некстати заставил напомнить, что мне пора уходить… Сегодня обе барышни пели, а я, вместо того чтобы наслаждаться, едва-едва не уснул… Элиза сегодня сказала мне, чтобы я не смел так таращить глаза на ее сестру при посторонних…»

Постепенно семьи Карронов и Амперов сближаются. Соседство, взаимная склонность молодых людей, общность вкусов и интересов способствуют этому. Совместные прогулки чередуются с визитами, обедами, поездками в Лион.

В этой жизни, где сегодняшний день похож на вчерашний и ничем не отличается от завтрашнего, обостренный взор влюбленного юноши находит тончайшие нюансы и оттенки, отмечает каждый новый день, как новую эпоху своих чувств.

Жюли почти на два года старше Ампера. Она получила воспитание, вполне соответствующее традициям и запросам своей среды. Она была немного знакома с литературой, пела и занималась музыкой, но орфография ее находилась далеко не на высоте. Она любила принимать участие в различных увеселениях, танцовала с упоением и, по общему мнению, была жизнерадостна, весела и грациозна.

Прядь ее прекрасных белокурых волос до сих пор хранится в суровой папке архива Французского института. Биографы Ампера, рассматривавшие его архив, уверяют, что, воспевая Жюли в стихах, Андре Мари не слишком злоупотребил правом поэта и влюбленного приукрашать действительный образ предмета своих вдохновений.

Жюли и ее родители мечтают о блестящей партии. Она отвергла длительное ухаживание скромного медика Дюма только потому, что ее мать не сочла его подходящим зятем для их почтенной семьи.

Такие провинциальные буржуазки до революции мечтали о том, что их отметит и безумно полюбит какой-либо граф или виконт, и они, щеголяя пышным кринолином, украсят своей особой придворные балы Версаля. Но с 1798 года все обстояло иначе. Дыхание революции коснулось и этого замкнутого мирка, сотрясло его узкий идейный горизонт.

Жюли знает, что Андре Мари любит ее, — при всей своей робости он совершенно не умеет скрыть своих чувств, но разве он тот человек, о котором она мечтала?

Пусть без блеска чинов и дворянского герба, — но тот, кто тревожит ночью ее воображение, красив, строен, он словно сошел с картины Фрагонара. А Андре?

В письмах к сестре Жюли подтрунивает над его внешностью и манерами. «Он знает все, кроме света…», «он похож на старика, он так серьезен, никогда не увидишь, чтобы он смеялся», «сегодня он явился в новом рединготе на английский манер, горничная заявила, что он похож на щеголя…» Действительно, какая жалость! Он знает все, но не знает светского этикета, не привык к светскому пустословию, не понимает тяги среднего провинциального буржуа подражать этому высшему свету. Впрочем, у этого буржуа нет даже сколько-нибудь правильного представления о светской жизни.

Однако постепенно и незаметно для самих себя Жюли и вся семья Карронов подпадают под обаяние ума и сердца Андре Мари. Элиза первая поняла, какое чистое и преданное сердце бьется в груди этого немного неуклюжего юноши и какие необ'ятные возможности таит его исключительный интеллект.

Она не понимает и удивляется сдержанности своей сестры, не решающейся ответить Андре взаимностью. «Меня привлекает, — пишет Элиза сестре, — его чистосердечность, его кротость и доброта, а особенно эти слезы, которые по всякому поводу, помимо желания, навертываются у него на глазах… Устраивайся, как хочешь, но прежде чем полюбишь его сама, позволь мне его любить хотя бы немного; он так добр».

Долгие годы впоследствии Элиза остается лучшим другом Ампера, помогая и ободряя его советами и нежным участием в трудные минуты жизни.

Сердечный прием, который нашел Андре Мари у Карронов, и добрососедские отношения, установившиеся между обоими семействами, делают его немного смелее. Он решается даже преподнести букет цветов, что поражает привыкшую к его застенчивости Жюли. Он хочет открыться в своих чувствах, но каждая подобная попытка кончается лишь самобичующей записью в дневнике: «Сегодня застал ее одну, но опять не решился заговорить…»

Не будучи в силах преодолеть свою робость, сдержать наплыв чувств, мешающих ему об'ясниться с Жюли, он в конце концов решается поговорить с ее матерью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии