Амирспасалар. Книга II

Сразу бросалась со стороны разница во внешности между утонченным халифом — сорокалетним сухощавым арабом с орлиным профилем, с маленькой головой под белым тюрбаном, красивыми миндалевидными глазами и небольшой черной бородкой, и грузным рыжебородым сельджуком с крупным костяком и громадной головой, круглым плоским лицом с тяжелыми веками и толстыми губами. В душе Рукн-ад-дин презирал своего духовного владыку, растерявшего былую воинскую мощь Аббасидов, и мечтал о том дне, когда сможет провозгласить себя султаном султанов. Но, как правоверный суннит, он не мог решиться на войну с курджиями без халифского благословения. С своей стороны, проницательный халиф хорошо понимал, какую непоправимую ошибку допустили его предки, приняв в пределы халифата тюрков, идущих напролом к своей заветной цели — верховной власти над всеми правоверными…

Беседа двух мусульманских властителей началась с разговора о безнаказанности подлых исмаилитских убийц отца Насира.

— Собаки! — с горечью говорил халиф. — Нет ни одного разряда людей более зловещих, более преступных, чем этот люд… Да проклянет их Аллах! Разве не они убили моего достойного отца? До сих пор кости его тщетно вопиют о мщении…

Рукн-ад-дин сочувственно заметил:

— Да озарит свет Аллаха его могилу! Но Аламут — в пределах Азербайджана, и, как я слышал, атабек некогда обещал разрушить это гнездо порока…

Насир недовольно покосился на султана, а тот уже начал с пафосом излагать свои воинственные намерения:

— Курджии вынули голову из ярма покорности и ходят по ковру возмущения, великий халиф! Я намерен их покарать и прибыл в «город благоденствия» испросить благословения наместника пророка на дело веры!

Насир решил отплатить падишаху. Поглаживая небольшую бородку, он ядовито молвил:

— Да, Абу-Бекр также уверял, что собирается покарать курджиев… Приезжал ко мне в Багдад, упросил дать золото и зеленое знамя пророка. Дал я ему и то и другое. Валлах! Где теперь деньги, где священное знамя? Мое золото растрачено на трусливых наемников, а знамя попало в руки презренных курджиев. Каждый день молитвенно прошу Аллаха простить мне сей грех!.. Кто вызволит святыню из рук гяуров? — И халиф раздумчиво добавил: — А к стране курджиев добавилось много армянских земель, и сила их весьма возросла…

— Я не прошу золота у великого халифа! — вскипел Рукн-ад-дин.

Положив руку на осыпанный драгоценными камнями эфес сабли, султан с возмущением продолжал:

— Во имя аллаха, как можно сравнивать мое мореподобное воинство с ордами Абу-Бекра?! Двести — триста тысяч закаленных воинов у моих эмиров и беев, много раз разбивали они с помощью Аллаха лучшие ромейские и франгские войска!

Насир печально покачал головой:

— То же самое говорил и Абу-Бекр! Да и чем могу я помочь святому делу? Денег тебе не надо, знамени пророка у меня больше нет. Впрочем, к чему оно тебе? В пустынях Хорезма твои славные предки всегда сражались под черным знаменем радости[78]…

Рукн-ад-дин стоял на своем:

— Благослови мои войска, о великий халиф, и объяви джихад!

В такой благочестивой просьбе Насир отказать султану не мог. Хлопнув в ладоши, он приказал вбежавшему нукеру призвать везиров и улемов. Вскоре обширный зал наполнился придворной знатью и духовными лицами, к которым халиф обратился с речью:

— Во имя Аллаха милосердного! Слава Мухаммеду, превосходнейшему из пророков, избраннику Аллаха, принесшему священное писание! Так сказал пророк: «Кому нужен свет солнца счастья, тому нужно видеть, как идет кровавый дождь из облаков. У кого меч в ножнах, у того нет порядка в делах…»

Присутствующие благоговейно склонили головы:

— Бисмиллах!

Обращаясь к дивану везиров, халиф пояснил свои слова:

— Аллах, преславный и всемогущий, удостоил нас владеть этим миром, обратив на нас полноту благодеяний. Но не можем мы видеть благо в том, чтобы относиться благодушно к мерзостям, творимым гяурами Гурджистана. Пусть же посредником между великим и могущественным султаном Рукн-ад-дином Солейманом, моим «Победоносным помощником», и курджиями будет священный меч веры. Объявляю джихад!

Старцы благоговейно склонили седые головы:

— Да свершится воля Аллаха!

Ханека ордена Руфаи в Конии походила скорее на крепость, нежели на молитвенную обитель. Незадолго до отъезда Рукн-ад-дина в Багдад в ханеку верхом на сером муле прибыл сам шейх-ул-ислам. Здесь группами, в ожидании зикра[79], восседали в темно-бурых халатах и островерхих шапках дервиши этого могущественного духовного ордена, столь удивлявшие своих почитателей искусством глотания шпаг, огня и прочими опасными фокусами. Спешившись, шейх-ул-ислам сделал неуловимый знак двум пожилым дервишам и двинулся дальше в келью настоятеля, куда вслед за ним явились оба дервиша и простерлись ниц, испрашивая благословение.

Сидя на покрытой ковром тахте и поглаживая длинную, окрашенную хной бороду, шейх повел неторопливую беседу с дервишами: