Читаем Амирспасалар. Книга II полностью

Напоследок караван Алихана проходил среди садов и виноградников, окружавших предместья Конии. В зеленых кущах располагались усадьбы знатных и богатых жителей, весьма дороживших пригородными владениями. Караван обогнали несколько мехаристов[72] на светло-серых беговых дромадерах, спеша добраться до ночи к городским воротам. Усилился скрип ирригационных машин на многочисленных арыках. Быстро наступал вечер.

На закате солнца тяжелые городские ворота пропустили длинный караван и с пронзительным лязгом захлопнулись. Дозорные вышли на площадку сторожевых башен. В последний раз прокричали с минаретов муэдзины, призывая правоверных к вечерней молитве. В базарных лавках зажглись огни. Медленно следуя по узким улицам, путники достигли караван-сарая и стали разгружаться.

Кония получила свое название якобы от изображения («иконион») головы Медузы, которая, по древней легенде, была подвешена на городской стене для устрашения врага. Построенный у подножия Тавра, к югу от большого соленого озера Татта, античный город при мусульманском владычестве резко изменил свой облик. Центральную площадь заняла главная мечеть. Широкие улицы, выходившие на площадь, сменились восточными извилистыми улочками, вдоль которых тянулись дома без окон. Шахристан[73] был окружен широким рвом, изобиловал хорошей водой, богатой растительностью и насчитывал сто тысяч жителей. На большом холме стояли султанский дворец, охраняемый гулямами, здание суда и другие дворцовые постройки, а также размещались дома крупнейших феодалов. В самом шахристане находились мечети, медресе, многочисленные бани, дома дервишских орденов, базары и караван-сараи. Тут же проживала верхушка городского населения — феодалы и богатые купцы со своей челядью и рабами. В обширных предместьях жили ремесленники и городская беднота. Цеховыми ремесленниками преимущественно были греки и армяне, сельджуков-мастеровых было немного. Знаменитый суфий и поэт Джелал-ад-дин Руми писал: «Созидание мира — это специальность греков, разрушение же предоставлено тюркам». Обособленно в торговых кварталах проживали иноземные негоцианты — греки, арабы, армяне, персы, евреи, а с недавних пор и франги. Поля, виноградники и сады обрабатывались крепостными и рабами.

На огромном базаре Конии, с крытыми рядами и шумными заведениями с арфистками, торговали всем — от зерна до невольников. Сюда привозили товары для войны, для ремесел и для домашнего обихода. С юга из Дамаска поступал знаменитый булат, из Египта и Сирии прибывали хлопчатобумажные ткани, через Багдад шел китайский шелк-сырец, фарфор, шелковые ткани, атлас, сафьян, восточные пряности, сахар и благовония — мускус, алоэ, амбра. Дальние караваны из Средней Азии доставляли драгоценные камни — бирюзу, нефрит, ковры из Шираза и розовое вино. На ежегодный конский торг пригоняли табуны тавлинских, венгерских и арабских коней. Хорасан предлагал знаменитые панцири, сабли, мечи и пики. Из далекой Руси, через Крым, обычно по первопутку, поступали лен, воск, драгоценные меха — соболя, бобры и горностаи, нарасхват раскупаемые восточными владыками. И со всех четырех сторон света привозился самый ценный товар — рабы. Туркменские пираты на Средиземном море и на Каспии, крымские работорговцы, кипчакские ханы из Дешт-и-Кипчака — все они были поставщиками живого товара. В ухе кольцо, коротко остриженные волосы, еле прикрытое конской попоной худое тело — своим жалким видом раб сразу распознавался на улицах Конии. По всем дорогам, ведущим в столицу Рума, гнали их, скованных попарно, на невольничий рынок. В наибольшем спросе были девушки и дети, молодые крепкие рабы. На рынке то и дело раздавались грозные окрики надсмотрщиков, щелканье бичей, слышался женский плач. Придирчивые покупатели разбирали рабов для работы в доме и на полях — земледелие считалось занятием зазорным для сельджуков. Нужны были рабы и для работы в рудниках. Наиболее крепкие мальчики отбирались султанскими наибами для гвардии.

Купцы сидели в узких небольших лавках, каждый в своем ряду. Оживление царило в проулке, где багдадские купцы продавали высоко ценившиеся в средние века пряности — перец, мускатный орех, имбирь, корицу, привозимые с Дальнего Востока через Персидский залив и Багдад. Но крупнейшие сделки происходили в шелковом ряду, где закупался оптом китайский шелк-сырец для константинопольских и итальянских текстильных мануфактур.

С высоты минаретов протяжные голоса муэдзинов призывали правоверных к утренней молитве. На базаре смолк шум. Христиане и евреи благоразумно укрылись в темных переулках крытого базара, дабы не мешать правоверным. По всей обширной площади раскинуты цветные коврики, и на них — упавшие ниц в молитвенном экстазе купцы-мусульмане. Но вот прошло несколько минут, затихли последние священные слова суры, и, бережно скатав коврики, торговцы вернулись на свои обычные места.

Базар начался.

Перейти на страницу:

Все книги серии Армянский исторический роман

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза