Амина

— В миссионерской школе учат всех, — ответила она, — и девочки Свободного Народа не отличаются от любых других, хотя взрослые Свободные Люди отличаются от горожан. Поэтому они учили меня, как будто бы я родилась в городе, и не знали, кто я есть на самом деле.

— Они хорошо тебя научили, — заметил он.

— У меня способности к языкам, — загадочно проговорила она с ноткой триумфа.

Уолдо внезапно затрясло — не только от ее жутких слов, но просто от усталости.

— Далеко еще до твоего дома? — выдохнул он.

— Вот он, — она указала на дверной проем большой гробницы прямо перед ними.

Через проем они вошли в большое помещение, прохладное из-за толстых каменных стен гробницы. На полу не было никакого мусора. Уолдо, радуясь тому, что они ушли отсверкавшего снаружи солнца, уселся на камень посередине между входом и внутренней разделительной стеной, оперевшись прикладом о пол. На мгновение он был ослеплен переходом от невыносимого сияния утреннего солнца к полумраку внутри.

Когда в глазах у него прояснилось, он огляделся и заметил, что во внутренней стене была проломлена неровная дыра, что говорило о том, что сама усыпальница осквернена. Затем, еще больше привыкнув к полутьме, он внезапно вскочил. Ему показалось, что во всех четырех углах комнаты кишели голые дети. На его неопытный взгляд, им было года по два, но двигались они суверенностью восьми-десятилетних.

— Чьи это дети? — воскликнул он.

— Мои, — сказала она.

— Все твои? — усомнился он.

— Все мои, — ответила она с оттенком хвастливости.

— Но их же здесь не меньше двадцати!

— Ты плохо считаешь в темноте, — сообщила она ему. — Их меньше.

— Но дюжина-то уж точно, — настаивал он, крутясь на месте, в то время как дети плясали и вертелись вокруг него.

— У Свободного Народа большие семьи, — сказала она.

— Но они же все одного возраста, — воскликнул Уолдо; язык у него присох к небу.

Она рассмеялась неприятным, издевательским смехом, хлопая в ладоши. Она находилась между ним и дверным проемом, и поскольку Уолдо стоял против света, то не мог видеть ее губ.

— Сразу видно мужчину! Ни одна женщина не сделала бы такой ошибки.

Смутившись, Уолдо сел. Дети сгрудились вокруг него, смеясь, болтая, хихикая; они испускали радостные возгласы.

— Пожалуйста, принеси мне попить чего-нибудь холодного, — сказал Уолдо; сухой язык едва шевелился у него во рту.

— Сейчас у нас будет питье, — сказала она, но оно будет теплым.

Уолдо ощутил беспокойство. Дети прыгали вокруг него, издавали какие-то странные утробные звуки, облизывались, показывали на него пальцами и, не отрывая от него взгляда, время от времени поглядывали на мать.

— Где же вода?

Женщина стояла молча, руки у нее висели по бокам, и Уолдо показалось, что она стала меньше ростом.

— Где же вода? — повторил он.

— Терпение, терпение, — прорычала она и подошла к нему на шаг.

Солнце освещало ее сзади и создавало гало вокруг ее бедер. Казалось, что теперь она стала еще ниже ростом. Она двигалась как-то украдкой; дети зловеще хихикали.

В это мгновение почти одновременно прозвучали два выстрела. Женщина упала на пол лицом вниз. Дети все хором резко завизжали. Затем она внезапно подпрыгнула на всех четырех и бросилась, качаясь, к пролому в стене, затем с ужасающим воплем вскинула руки, упала на спину, стала корчиться и биться, как умирающая рыба, напряглась, дернулась — и затихла. Уолдо, в ужасе глядя на нее, даже в своем изумлении не смог не отметить, что губы у нее не открылись.

Дети, жалобно пища, пробрались через пролом во внутреннее помещение и исчезли в чернильной пустоте. Едва только успел исчезнуть последний из них, как в проеме двери появился консул с дымящимся ружьем в руках.

— Мы успели секунда в секунду, мальчик мой, — воскликнул он. — Она как раз собиралась прыгнуть.

Наклонив ружье, он ткнул тело стволом.

— Спокойная и безопасная, — заметил он. — Какая удача! Обычно требуется три-четыре пули, чтобы их прикончить. Я видел одну, которая с двумя пулями в легких убила человека.

— Вы убили эту женщину? — возмущенно спросил Уолдо.

— Убил? — консул фыркнул. — Убил! Посмотри на это.

Встав на колени, консул раскрыл полные, сжатые губы — там были не человеческие зубы, но мелкие, острые и редко расставленные коренные зубы и длинные, крепкие, перекрывающие друг друга резцы, как у гончей собаки, страшное и опасное оружие.

Уолдо ощутил приступ тошноты, но тем не менее лицо и тело женщины своей человечностью вызывали у него сочувствие.

— Вы убиваете женщин потому, что у них длинные зубы? — спросил он, все еще находясь под впечатлением ужасной сцены смерти.

— Тебя трудно убедить, — жестко проговорил консул. — И это ты называешь женщиной?

Он содрал с трупа одежду.

Уолдо стало плохо. То, что он увидел, походило не на женскую грудь, а скорее на живот старой фокстерьерки с щенками, или свиньи со своим вторым выводком: от ключиц до промежности шло десять, в два ряда, вялых сосков.

— Что же это за существо? — пробормотал он.

— Вурдалак, мальчик мой, — серьезно, чуть ли не шепотом ответил консул.

— Я думал, их не бывает, — бормотал Уолдо. — Я думал, что это все миф; я думал, что их нет.