— Ами сказала о равновесии. Но кажется мне, она пыталась оставить измененным существам какую-то общую надежду. А может быть, я просто пытаюсь придумать, какой была моя мать, до всего. Я ведь знала только вечную Ами. Тоже своего рода тонку. Королеву-тонку, лишенную страха старости, черпающую удовольствия из бездонного колодца миров. Думаю, это очень меняет человека.
Даэд поставил точку и с беспокойством посмотрел на бледное лицо Неллет. Она устала. Жаркое лето идет к вершине, это тяжелое для здоровья время. Слишком много грозовых туч, Башня меняет скорость и направление, выбирая оптимальные траектории, чтоб не попадать в дикие грозы, но успеть забрать из облачной массы все, что та несет в себе. Время небесной страды, тяжелой работы для всех. И, к удивлению Даэда, для принцессы тоже. Что говорил Вест о механизмах нижних витков? Они давно проржавели и почти не работают. Кто же заставляет Башню менять направление, уворачиваясь от огромных грозовых туч, но не уходить от них далеко? И почему после каждой новой грозы Неллет выглядит совершенно обессиленной?
Глава 9
Ами плавала в молоке. Белое, оно обволакивало ее плечи и грудь, поднималось выше, захватывая шею и та болела, силясь удержать голову над блестящей поверхностью. Но голова опускалась, теплая жидкость вливалась в уши, нестерпимо, а после мягко щекоча, поднимала тонкую границу по скулам к уголкам раскрытых глаз. Перед глазами — шарики белого цвета, с бликом на круглом бочке, размером от яблока до горошины. Ами крепко сжимала губы, со страхом ощущая неумолимое движение. Сейчас жидкость достигнет носа, втекая в ноздри. И станет нечем дышать. Только им — космическим молоком наведенного сна. Некуда деться, согласилась сама.
— Самм-ма, сам-ма, — согласно гудело в ушах, затопленных ласковой жидкостью, такой угрожающей.
Под молочной толщей пальцы сжались в кулаки, помогая мышцам удерживать голову выше, еще немного, хоть пару последних мгновений.
Джент Саноче поднял голову от пульта, убрал руку от рукояток и верньеров, моргая воспаленными от бессонницы глазами.
— Боюсь, дело затянется, высокородный джент. Королева продолжает бороться. Хотя сознание согласно принять сон, но ее тело… И холодный разум.
Денна отошел от окна, затянутого белой пленкой. По контрасту с врачебным комбинезоном его лицо казалось коричневым, как будто покрытым густым солнечным загаром. Но по нему растекалась серая пелена усталости.
— Мы можем что-то сделать? Еще? Или придется прервать?
Саноче махнул узкой, как у мальчика рукой с тонкими пальцами.
— Десятки способов. Но хочется выбрать тот, что обережет королеву от боли и дискомфорта. Я не хотел бы инъекций.
Они стояли над глубоким ложем, наполненном амортизирующим гелем. Смотрели на обнаженное тело, повисшее в прозрачной толще. Закрытые глаза осеняли густые ресницы, и, если не видеть сжатый в усилии рот, так легко представить, что королева спокойно спит, видя прекрасные сны.
— Что она видит сейчас, джент?
Саноче повернулся к огромному, во всю стену, экрану, на котором плыли бесконечные переливы теплого белого и ослепительно холодного белого.
— Жидкость. Имеющую цвет. Как видишь, белый цвет, джент. Это не снега и не лед, поначалу королева приняла появление сна очень спокойно, мирно. Как что-то родное, знакомое с детства. Уютное. Думаю, это молоко. Но теперь она борется.
— Молочные реки, — рассеянно пробормотал Денна, не отрывая глаз от решительного даже во сне лица, обрамленного разбросанными в геле змеями золотисто-каштановых волос.
— Что?
— Из старой сказки. Вкусное, когда его слишком много, может в себе утопить. Я так думал, когда нянька рассказывала мне о море из молока, куда втекают молочные реки. Представлял себе, как я тону в нем, и как это будет. Убивающее уютное. В сказке этого нет.
— Вы похожи. Ладно. Так вот. Высокородная Ами не желает принимать новую среду, если не может победить ее сразу. Снаружи. Нужно что-то, что примирит ее с ней. Но она не примет помощи. А захочет оружия или защиты, а это тупик.
— Молоко… — джент Денна еще раз посмотрел на жену и отошел, раздумывая.
Незадолго до погружения Ами в длительный сон они говорили. О тонках. Он кивнул ученому и вышел. Быстро прошел длинным коридором, не обращая внимания на лаборантов и лекарей, которые отступали с вежливыми поклонами. В переходной камере Денна переоделся и вышел в сад, пронизанный предвечерним солнцем. Как жаль, что он сам не может заснуть рядом, взять руку жены и бережно провести ее лабиринтами снов, смеясь, чтобы успокоить. Она должна справиться сама. Не его равноправная помощь, а только использование кого-то более низкого. Чтоб после пробуждения не оставалось в ней ненужного ощущения зависимости. Гордость. Она горда и это нужно учитывать, как еще тысячи факторов, связанных с деталями ее характера.