Читаем Амфисбена полностью

Тем не менее я буду требовательна. Я очень хочу быть любимой, но известным манером. Если г-н Дельбрэй удовлетворит поставленным условиям, я с большей охотой со временем буду ему принадлежать. Но сумеет ли г-н Дельбрэй меня убедить? Сумеет ли он выразить свои чувства по отношению ко мне? Что с этой точки зрения меня пугает, это его крайняя сдержанность, которую он соблюдал до сей поры. Без этой сумасбродной Мадлены я до сих пор не узнала бы ничего о его страсти! А между тем я очень хочу его обнадежить. Но сумеет ли он этим воспользоваться? У всякой женщины есть потребность быть завоеванной. Принадлежим мы всегда тем, кто владеет нами. Таков ли г-н Дельбрэй?

Скоро мы будем жить бок о бок в течение двух месяцев. Я предоставляю ему прекрасный случай убедить меня в своей любви и открыть мне ее свойства. Что из этого выйдет? Я не знаю. Я, как амфисбена, имя которой носит наша яхта. Пойду я вперед или назад? Мы увидим, и по возвращении я Вам напишу об этом, дорогой Жером, теперь же я и так злоупотребляю Вашим терпением и вниманием. Если бы Вы мне уделяли их столько же тогда, когда мы были женаты, я бы от Вас не уехала и жила бы еще с Вами в Берлингеме вместо того, чтобы рыскать по морям на прекрасной шестисоттонной яхте, делающей по одиннадцати узлов в час, увозя компанию, состоящую из пожилой супружеской четы, почтенной дамы-латинистки, ученого, покинувшего библиотеку, толстого неврастенического малого и пары "амфисбенов", которых изображаем г-н Дельбрэй и я.

Прощайте, дорогой Жером.

Ваш странствующий друг

Лаура де Лерэн.

<p>ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ</p>

3 июня

Открытое море у Марселя

Я взял с собой на борт толстую белую тетрадь Нероли. Я положил ее на столик под электрическую лампу и сам расположился в широком ивовом кресле.

Удивительная ночь вся дышит звездами, глубокая и мягкая ночь. Море спокойное и гладкое. "Амфисбена" мягко скользит. Я слышу равномерный, однообразный звук воды вдоль бортов. С кормовой площадки, где я сижу, передо мною видна вся яхта, пересекаемая двумя мачтами и трубою. В ее массе я чувствую глухое дрожание винта. Берег исчез…

Все спят. Г-на и г-жу Сюбаньи достаточно потрепали первые часы путешествия. Жернон тоже держится не большим молодцом. Антуан бесится теперь, зачем он согласился на эту прогулку, и сидит у себя в каюте. Г-жа Брюван заперлась в своей. Г-жа де Лерэн сделала то же самое. Я один. Ночь прекрасная, теплая, молчаливая. Вахтенный отбивает четверти часа. Склянка дрожит остро в морском воздухе. Легкая ночная влажность освежает мои лихорадочные руки.

Выход из Марселя был не очень легким, как это часто бывает. В четыре часа "Амфисбена" снялась с якоря. Сняли причальные канаты. Сирена долго выла; с медлительностью и предосторожностями яхта выбралась из окружавших ее судов, миновала форт Сен-Жан и вышла в море. Нас приняла лучезарная зыбь. Вода была темно-синего великолепного цвета, утомительного для зрения. Мы поплыли между островами вдоль скалистого и неровного берега, окрашенного заходящим солнцем в великолепные краски.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература