В конце концов мы сошлись на модели № 15. Гроб был облицован орехом, и нам бы он был не по карману, не вооружись мистер Юбэнкс калькулятором и не составь для нас вполне гуманный план оплаты в рассрочку. В результате мы заказали весь набор, включая ткань для обивки. Мистер Юбэнкс пояснил нам, что это очень важная деталь. Дешевые ткани пропускают воду, а мы не желали, чтоб Минерва там мокла.
Внук мистера Юбэнкса вынес меня из подвала, но на этом поход не окончился. Какая-то худышка с глазами навыкате потащила нас в зал, где пахло пережаренным кофе и окурками. Она протянула нам целую кипу буклетов и список, по которому мы должны были выбрать текст объявления о смерти, музыку для похорон, команду несущую гроб, и священника. Памятуя, как Минерва обожала Шона Коннори, я заказала игру на волынке. Было бы отлично, если б они исполнили «Дивную благодать».
— На волынке? — переспросила худышка. Она так отшатнулась, словно я предложила что-то непристойное, типа соревнования, кто громче пукнет.
— Мы шотландцы, — пояснила я.
— Мне казалось, вы родились в Таллуле, — сказала она.
— Она хочет сказать: шотландцы по происхождению, — вставила Фредди.
— Да нет же! Минерва родом из Техаса, — возразила Элинор.
— Но в роду-то у ней были какие-то шотландцы, — не сдавалась я.
— Ага, ее девичья фамилия — Мюррей, — кивнула Фредди.
— Ой, чуть не забыла! — вскочила вдруг Элинор. — Мне нужно отправить телеграмму.
— Кому? — опешила я. — В Маунт-Олив же никого не осталось.
— Мне пора, — невозмутимо объявила Элинор. Чуть крякнув, она подняла свою сумку и потащилась к выходу.
— А может, все же выберете орган? — подсказала пучеглазая худышка, испугавшись, что мы отвлеклись. — У нас есть просто отличные записи. Думаю, там найдется даже гимн «Дивная благодать».
— Нет, я хочу волынку, — уперлась я, — хочу нормальные шотландские похороны.
— О, разумеется, я постараюсь. Но боюсь, на это потребуются дополнительные расходы. — Она собрала свои буклеты, и наше совещание подошло к концу. — Я позвоню в колледж, быть может, им удастся что-то откопать.
— Копайте-копайте, — прошипела я и чихнула в свой платок, — это-то вы хорошо умеете.
ФРЕДДИ
На следующий день в шесть вечера начался «прием» — торжественная церемония, которую в Таллуле проводят по любому случаю, будь то свадьба, похороны или коктейльная вечеринка. Перед похоронами безутешные родственники превозмогают свою боль и веселят ватагу гостей, словно на званом обеде. Я с ужасом ждала этого нашествия. Уже за час до начала в зале прощания толпились смутно знакомые личности. Они приходили по одному или парами в лисьих полушубках и шляпках с вуалями, с огромными кожаными сумками под мышками и в ортопедических ботинках. Дамы шествовали к гробу, а Элинор или я выходили их «принять». Крышка гроба была открыта, словно створка ракушки-жемчужницы. Розовый свет, идущий с потолка, мягко озарял Минерву. Такие же лампочки используют в универсамах для мясных прилавков, чтобы цвет жареных ребрышек казался более насыщенным. На Минерве были перламутровые сережки и ее любимое воскресное платье голубого крепа с белым воротничком и манжетами. Несмотря на то что в церковь она ходила лишь изредка, в выходные неизменно разносила угощение и навещала каких-то новых вдовиц.
Обсыпанные пудрой старушки то и дело целовали мне щеки, источая ароматы «Шанель» или «Уайт шоулдерс». Все это походило на чинный светский ланч, только без куриного салата и мятных лепешек. Гости усаживались на металлические стулья, делали вежливые мины и принимались сплетничать. Тихими и ласковыми голосами они умоляли меня рассказать о событиях последних десяти лет: о медицинском колледже, Сэме, китах. Затем они вытаскивали фотографии деток и внучков, но мне было нечего показывать. Я уже лет сто как не ношу с собой сумку.
Элинор притулилась в переднем ряду, понурив голову. Джо-Нелл сидела возле нее, держа свои железные ходунки наготове. Вызывающе вздернув подбородок и скрестив руки, она болтала с одним из своих докторов. Не дожидаясь, пока меня окружит новая стайка старушек, я обошла горшок с папоротником, вышла за дверь и уставилась на зловещую винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. Здание похоронного бюро построил тот же архитектор, что строил Хермитеж, но теперь оно пришло в упадок. На полу лежал косматый красный ковер, под которым скрипели шаткие деревянные половицы. Случайно коснувшись стены, я почувствовала что-то мокрое и скользкое, словно старинные тисненые обои кто-то испачкал пахтой.