Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX-XX столетий. Книга VII

Начальник Службы персонала госпиталя — аналога Отдела кадров в структуре отечественных предприятий — Мартин Линденауэр (S. Martin Lindenauer) предпринял попытку покончить с этим делом с минимальными репутационными потерями. На протяжении второй половины августа 1975 г. он несколько раз приглашал Филипину Нарсису в свой кабинет и всячески склонял её к признанию вины. Линденауэр предлагал своего рода «размен»: Нарсиса признаётся в том, что ставила капельницы с «павулоном», не имея умысла убить больных, а юридическая служба больницы отказывается от каких-либо материальных претензий в её адрес. Линденауэр явно хитрил, рассчитывая, как говорят в таких случаях, объехать медсестру на кривой кобыле, однако та раскусила манёвры начальника. Понятно было, что ФБР расследует уголовное дело и выплата денежных компенсаций — это не самое страшное, что может грозить обвиняемому. Поэтому Филипина Нарсисо заняла позицию полного отрицания вины.

Нельзя не признать того, что расследование, проведённое ФБР в конце лета и осенью 1975 г., дало двойственный результат. С Нарсисо и Перез удалось связать 15 эпизодов подозрительного ухудшения здоровья в результате введения непрописанного больным «павулона». Из этих 15 эпизодов смертью больных закончилось 5, а в остальных 10 больных удалось спасти. Общее же число подозрительных инцидентов было много больше — по подсчётам одних врачей таковых насчитывалось 27, другие утверждали, что их не менее 31, а кто-то даже говорил о более чем полусотне. Последнее число представляется совсем уж завиральным, если поверить в него, то получалось, что филиппинские медсёстры на протяжении 45 суток травили по 1 или более человеку каждый день, причём без выходных. Сложно было представить такой конвейер смерти… Тем не менее, фактом является то, что на начальном этапе расследования из 9 умерших от инъекций «павулона» ФБР связывало с Нарсисой и Перез только 5. Это рождало оправданный вопрос: а кто же убил остальных?

Филипина Нарсисо и Леонор Перез.

На самом деле ФБР считало, что и во всех остальных случаях поработали те же самые шаловливые ручки, но доказать это было сложно или даже совсем невозможно. Поэтому следствие умышленно сократило «мартиролог», рассчитывая на то, что подобное уменьшение поможет обвинению в суде.

Объективно говоря, особых сомнений виновность Нарсисы и Перез не вызывала. Во всех вменённых им эпизодах больные получали инъекции «павулона» в те моменты времени, когда в реанимации никого из посторонних не было. В принципе, никто чужой вообще не мог войти в отделение интенсивной терапии, а уж тем более затеять возню с капельницами больных… это выглядело совершенно нереально! Даже если кто-то и попытался бы такое проделать, то медсёстры обязаны были этого человека остановить. Их невмешательство — если предположить, что они просто не вмешивались в действия настоящего преступника — само по себе было преступным и безусловно предполагало уголовную ответственность. Ведь преступление не всегда выражается в активных действиях, порой бездействие также образует состав преступления. Поэтому во всех смыслах вина Нарсисы и Перез была налицо.

При этом нельзя не отметить того, что сам довод, заключающийся в том, что подозреваемые присутствовали в реанимации в момент совершения преступления, а значит уже виновны в его совершении, по американской юридической традиции относился к категории косвенных. Т. е. он не доказывал виновность непосредственно. Само деление доказательств на «косвенные» и «прямые», имеющееся в англо-американском праве, выглядит довольно странно, в российском уголовном законе такого нет. У американцев в этом отношении всё более запутанно и лукаво, считается, что обвинения по тяжким статьям недопустимо строить на одних только косвенных доказательствах. Хотя они могут быть очень красноречивы и, с точки зрения здравого смысла, совершенно исчерпывающе разоблачительны. Это была первая серьёзная проблема проводимого ФБР расследования.

Другая заключалась в том, что прокуратура, получив материалы Бюро, не определилась толком с мотивом преступлений, приписанных медсёстрам.

К тому времени американское правосудие уже сталкивалось со злонамеренными действиями медицинского персонала, направленными во вред здоровья больных. Считалось, что существовали два основных мотива подобных действий: а) избавление больного от тяжких страданий и б) использование материальных выгод, которые сулила его скоропостижная смерть. Возможно, определённое значение играло и субъективное осознание убийцей собственного всемогущества, иначе говоря, принимаемая им на себя «функция Бога», но в этом убийцы в белых халатах обычно не признавались. Также на некоторых убийц в качестве мотива до некоторой степени влияла та позитивная оценка коллег, которую они получали после спасения от приступа, который сами же и провоцировали (т. е., провоцируя у пациента кризис сверхдозой лекарства, а потом помогая его спасти, они повышали свой профессиональный авторитет и социальный статус).