Америка reload game

(эти спокон веку ненавидели лютой ненавистью креолов-латифундистов – как раз и составивших основу революционного движения), и теперь генерал-роялист Пабло Морильо (мастер контр-партизанской войны, сам в свое время успешно командовавший герильей в оккупированной французами Испании) методично додавливал последние очаги сопротивления «сепаратистов». К лету все было кончено, и английский фрегат эвакуировал из павшей Картахены на Ямайку Боливара с горсткой его деморализованных соратников.
Англичане относились к революционерам сочувственно, но никакой реальной помощи оказывать им не собирались. Губернатор Ямайки граф Манчестер принял Боливара со всей уважительностью, дал в его честь прием, но сразу же расставил точки над «ё»: Либертадор отныне – частное лицо, которому предоставлено политическое убежище, и не более того. Затем последовала мутная история с покушением, когда Боливар лишь чудом избежал смерти: капитан Феликс Аместой пришел к нему как-то вечером, не застал дома (полководец заночевал у дамы сердца) и закемарил в его гамаке, а боливаров слуга-нигритянин Пио, вроде бы подкупленный испанской секретной службой за пару тысяч серебряных песо, перерезал бедолаге горло, перепутав его в темноте с хозяином… В общем, Боливар воспринял ту историю как прозрачный намек, что его присутствие на британской территории стало несколько обременительным для хозяев, бомбардируемых испанскими нотами; вот тут-то и возник на горизонте просвещенный диктатор Гаити.
И знаете – похоже, они просто нашли друг дружку, ощутив вдруг свое родство: оба – незаконные отпрыски Великой Революции, вдоволь наглядевшиеся на родительские непотребства, но так и не утратившие кое-какие сыновних чувств; к тому же оба – боевые генералы с ясными представлениями об офицерской чести… Петион тогда вложился в Боливаров «business» по полной программе: предоставил в распоряжение повстанцев небольшой гаитянский порт Лос-Кайос, закрыв его для всех посторонних (столь эффективно, что испанская секретная служба вообще потеряла след Либертадора, и так до конца и пребывала в полном неведенье: куда он подевался-то, уж не в Европу ли?), снабжал их деньгами, оружием, людьми – сперва каперами, а потом и гаитянскими офицерами-добровольцами, составившими костяк десанта на Мэйн.
То, первое, вторжение 1816 года, кстати, вышло крайне неудачным: Морильо в тот раз переиграл Боливара вчистую, и почти все его десантники погибли. Петион, однако, твердо поверив в Боливарову звезду, дал тому шанс на вторую попытку, а главное – железной рукой придушил обычные при такого рода затянувшейся невезухе раздоры в руководстве восставших: он, дескать, будет иметь дело только с Либертадором – и ни с кем иным, а кому не нравится – могут поискать себе другого спонсора… И я вот думаю, Виктор Сергеевич: а ведь будь он не диктатором, а демократическим лидером – черта с два парламент дозволил бы ему такие дорогостоящие авантюры, базирующиеся на чистом идеализме и личных симпатиях; ну, и не было бы нынче ни того памятника Петиону в столице независимой Венецуэлы, ни самой той Венецуэлы…