Америка (Reload Game)

На обоих французских пароходах произошло по два чудовищной силы взрыва. «Ней» лишился надстроек и большей части орудийной палубы, а «Даву» получил такие повреждения корпуса, что почти сразу начал терять плавучесть. С вновь поднявшего флаг «Садко» просемафорили, что дают экипажам пять минут на то, чтоб перебраться в шлюпки, а затем огонь будет возобновлен — после чего капитан «Даву» Жан Бертье и принявший командование «Неем» первый лейтенант Анри Лебель отдали приказы «оставить корабль»; русские честно дали им время завершить спасательные работы, после чего неизвестным способом произвели на оставленном командой «Нее» еще один, добивший его, взрыв и отбыли в северо-восточном направлении; «Даву» к тому времени затонул сам.

(…Место, кстати, оказалось поистине заколдованным: именно здесь много лет спустя, в совсем другой войне, калифорнийские «поморники» с британскими «корморанами» заклюют до смерти японского флагмана, сверхмощный линкор «Харуна» — как раз за те восемь с половиной минут, на которые он неосмотрительно высунул нос из-под зонтика своей палубной авиации, — и именно эта гирька, как сходится большинство военных историков, и перетянет в итоге драматически колеблющиеся чаши весов Хавайского сражения, а затем и всей Пацифической кампании, на сторону Союзников. )

Военный совет погрузился в тягостное недоуменное молчание.

— Что это было, Бэрримор? — озадаченно обратился Прайс к своему многоопытному по части технических новшеств флаг-адъютанту. — Как полагаете?

— Я полагаю, это могла быть катапульта, сэр. Раз не пушка и не ракета — больше и быть нечему.

— Катапульта?!?

— Ну да: метательная машина, использующая, например, энергию пара — благо на пароходе с этим просто. Такая штука вполне могла бы добросить до корабля противника куда больше взрывчатки, чем помещается в пушечном снаряде — если дистанция не слишком велика, как в нашем случае.

— Ваша идея весьма остроумна, мсье, — покачал головою капитан Бертье, — но даже если бы та катапульта бросала в нас целые бочки пороха, разрушения не были бы столь велики. Sacreblue! — это было похоже на взрыв крюйт-камеры! Таких снарядов просто не бывает…

— Значит, теперь появились, — пожал плечами Бэрримор. — Возможно, русским удалось-таки «приручить» нитроглицерин — как знать?

— Ну, и что нам теперь с этим делать? — вопрос Депуанта прозвучал как слегка завуалированное «Может, вернемся?»

— Ничего особенного, — отрезал Прайс. — Эта штука явно не слишком дальнобойная — иначе они не стали бы затевать такой рискованный спектакль, как сегодня. Значит, нельзя давать русским подходить на дистанцию пистолетного выстрела, только и всего. При нашем подавляющем перевесе в артиллерии — ведь у них нет ничего серьезнее многопушечных фрегатов — это не проблема.

— Не проблема? — прищурился французский командующий. — Даже так?..

— Главное — теперь мы знаем, что такое оружие есть. Эффект внезапности они, по серьезному счету, профукали. Пароходы жалко, конечно — нет слов, но могло быть и хуже.

Засим эскадра продолжила свое движение к Елизаветинску: в Новотобольске и Новоиркутске крайне сложный фарватер, где вполне можно ожидать минных заграждений вроде тех, что русские использовали на Балтике, а Петроград слишком хорошо укреплен самой природой и имеет мощнейшие береговые батареи. Днем 30 августа эскадра вышла к намеченной точке калифорнийского побережья — примерно на полпути между Петроградом и Елизаветинском, и повернула к югу. Ночью с фрегата «Персей» были высажены три взвода стрелков из Девяносто второго батальона специального назначения под командованием лейтенантов Шарпа, Мэлори и Рэй-Ланкастера, имевших задание разрушать во вражеском тылу железнодорожные пути и линии телеграфа, и двое крайне немногословных людей в гражданском, чья задача, имена и звания были вне компетенции адмирала. Высадка прошла успешно, даже без обычных в таких случаях накладок, и десантники ушли в чапараль. Больше о них никто ничего не слышал.