Итак… Всё началось со сложившейся во французских колониях, в Луизиане прежде всего, культуры «свободных цветных — gens de couleur libres»: множество мулатов и квартеронов, родившихся от белых господ и их цветных наложниц. «Молодому человеку из хорошей семьи», когда тот «входил в возраст», обыкновенно приискивали красивую девушку смешанной крови, а тот потом устраивал ее судьбу и судьбу ее детей; фактически — конкубинат. Наследовать своему белому отцу такие дети по закону не могли, однако обычай однозначно требовал дать им не только свободу, но и приличествующее содержание, а также — внимание! — образование, в том числе и в Метрополии.
— В целом так, — кивнул Шубравый, — но были свои сложности. Отец литератора Дюма, к примеру, был как раз из таких мулатов: отец — французский аристократ, маркиз де ля Пайетри, мать — чернокожая гаитянская рабыня Мария Дюма, от нее и фамилия. Так вот, чтобы вывезти сына в Метрополию, маркизу пришлось сначала продать его в рабство, а потом выкупить; продажа была, разумеется, фиктивной — но сам подход впечатляет, согласитесь… В Метрополии сей лихой мулат, ослушавшись отца, завербовался рядовым в кавалерию и дослужился в итоге до дивизионного генерала — но это уже при республике и Наполеоне: при короле офицерский чин ему бы не светил ни при какой погоде…
— Ну, всё познается в сравнении… — согласился Зырянов. — На американском Верхнем Юге «свободные цветные» тоже случались — но только социальный статус их был там совершенно никакой. Да и количество: в Новом Орлеане при французах те цветные составляли заметное большинство городского населения — причем
— Бывало и такое, точно. На владение собственностью никаких ограничений для цветных во французских и испанских колониях не было вовсе. Только вы не забывайте, опять-таки, при этом о «Черном кодексе», унаследованном из времен Короля-Солнце. То есть владеть плантацией с рабами такая цветная бизнес-леди могла, а вот, к примеру, появиться в общественном месте без предписанного тем кодексом головного платка-
— Да уж… И как — им действительно приходилось носить тот «рабский» платок?
— Ну, это, как всегда в таких случаях, становилось отдельной игрой: например, чтобы тиньон формально наличествовал — а по факту разглядеть его было бы невозможно. Или — пусть он так сочетается с твоей шляпкой последней парижской модели, чтоб белые модницы вокруг мерли от зависти как мухи. Все дочери Евы весьма изобретательны по этой части… Вы, главное, не упускайте из виду, компаньеро: общество тогдашнее — сословное, в каком-то смысле — средневековое. В таком обществе все находят естественным, что права у разных сословий — сильно разные; но при этом свои права есть —
— Насчет судопроизводства самое забавное, — вступил в разговор Карл Иванович, неспешно набивая глиняную трубку с хитро орнаментированным чубуком («…Неужто он на Перешейке повоевать тогда успел? — вот не подумал бы…»), — самое забавное, что белым женщинам дозволялось судиться только с разрешения мужа — да и то лишь по гражданскому праву, по делам же обычного права они вообще ничего не могли, — а вот цветным — пожалуйста! И вот вам ситуация. Белый берет себе чернокожую конкубину, и у них там не только любовь-морковь, но и деловые отношения. Потом он помирает; она — не член семьи (брак-то ведь не церковный), и, соответственно, по завещанию не может получить ничего. На этом месте она спокойно идет в суд (и тиньон ей в том ни капельки не препятствует…), предъявляет
— Ого! Это — теоретически, или бывали реальные прецеденты?
— Какие там «прецеденты» — это устоявшаяся судебная практика того времени! Это, собственно, всё к тому же: