Амазонки Моссада. Женщины в израильской разведке

В 1957 году Фреджи, включая молодую пару, эмигрировали во Францию. На первых порах отец семейства столкнулся с экономическими трудностями, но Фуад сильно выручил: он сказал Надин, что скопил хороший капитал, пока занимался недвижимостью в Израиле, поэтому сейчас он может поддержать всю семью. Во Франции молодому человеку также удалось заключить несколько выгодных сделок. Через некоторое время Фуад и Надин решили расправить крылья — вернуться на Ближний Восток и поселиться в какой-нибудь арабской стране. Но им не удалось получить визы для долгосрочного пребывания ни в Сирии, ни в Египте, и паре пришлось остаться в Париже. Надин родила девочку, но та через несколько месяцев умерла. Женщина была безутешна, но позже родился второй ребенок, здоровый мальчик. Фуад все это время часто летал в короткие командировки в Сирию. Но однажды он сообщил жене, что должен на несколько месяцев улететь в Ливан. «Тебе и сыну лучше остаться в Париже».

В Париже Надин было одиноко и неуютно, ей не нравился этот шумный город. Но она нашла утешение в объятиях молодого палестинского студента Набиля (вымышленное имя). Набиль познакомился с Надин и Фуадом на собрании арабских эмигрантов во Франции и скоро стал другом семьи. Молодой человек придерживался радикальных взглядов на арабо-израильский конфликт и был сторонником всеобщей вооруженной борьбы, Надин разделяла его позицию. Она тщательно скрывала их роман, но через некоторое время Набиль решил порвать с ней, в первую очередь из уважения к Фуаду, которым он восхищался как истинным палестинским патриотом.

Фуад прожил в Бейруте два года и наконец перевез туда Надин с сыном. Семья воссоединилась, жизнь вошла в привычное русло, а Надин снова забеременела.

Но однажды ночью ей не спалось, и она, бродя по дому, застала мужа в кабинете склонившимся над радиоприемником, посреди сеанса связи.

Она застыла на пороге.

Фуад посмотрел на жену. Его взгляд выдавал смятение, бессилие, отчаяние. Наконец он произнес: «Я не мусульманин, я еврей. Я здесь по заданию израильской разведки».

Вернемся в 1954 год. Израильская служба контрразведки Шабак проводит засекреченные курсы «Мистаарвим» (в переводе с иврита это значит «обарабившиеся, ставшие арабами»). В то время израильские арабы жили в деревнях и городах, находящихся под строгим военным контролем. Каждым населенным пунктом управлял начальник военной администрации ЦАХАЛа. Арабов очень сильно ограничили в перемещениях по стране. Но и этого было мало, поскольку Иссеру Харелю недоставало жизненно важной информации о чувствах и настроениях, зреющих в закрытом арабском сообществе. Он ждал новой войны, ждал, что арабские страны предпримут новую попытку уничтожить Израиль, и считал, что в этом случае арабские крестьяне станут пятой колонной, которая поддержит арабские армии. По этой причине глава Моссада решил внедрить секретных агентов в арабские поселения и кварталы по всему Израилю. Этими агентами должны были стать евреи, которые бы выдавали себя за арабов, то есть вели себя и говорили бы как они. Этим людям предстояло влиться в арабскую жизнь на многие годы вперед. Таким образом они получали бы информацию из первых рук.

Харель начал долгие и кропотливые поиски подходящих кандидатов. Во главе проекта он поставил своего заместителя Яакова Кароза и опытного шпиона Сами Мориа. Они отобрали десять молодых людей, в основном родившихся в Ираке евреев. Обучение проходило на секретной базе под Тель-Авивом, которая в прошлом была британским офицерским училищем, а затем — штаб-квартирой Хасана Саламе, лидера палестинских арабов в период Войны за независимость. Мистаарвим изучали обычаи и нравы израильских арабов, их жаргон, непохожий на иракский, штудировали мусульманских богословов и Коран, одевались как местные жители. Некоторые из них, облачившись в лохмотья, отправились на улицы еврейских городов и дали себя арестовать как «внедрившихся шпионов» из соседних арабских стран. После недолгого тюремного заключения их отпустили и разослали в нужные поселения. Именно такой путь проделал до Яффы Авнер Порат (имя вымышлено), превратившийся в Фуада Айяда. Но он, несмотря на строгий приказ, влюбился в Надин и женился на ней.

Той страшной ночью в Бейруте, услышав признание мужа, Надин остолбенела. Это было ужасное потрясение. Ее мир в одночасье разбился на мелкие кусочки. Сперва она не могла поверить словам, которые услышала. Но ее муж, сломленный и отчаянный, только повторял: «Я еврей, я еврей, я работаю на израильскую разведку».

Она смотрела на него, дрожа, потеряв дар речи.

Позже той же ночью, когда первое потрясение отступило, Надин овладела всепоглощающая ярость. Ее возлюбленный муж обманывал ее с самого начала — с того самого момента, когда их глаза встретились в доме родителей Надин в Яффе. Она разрыдалась. Потом, немного успокоившись, накинулась на Фуада с обвинениями: «Ты женился на мне не потому, что любил меня, а потому, что хотел использовать для своих шпионских делишек!»