Он насладился своим чаем и ушел. Тут Шула услышала крики молодых людей из еврейской самообороны и поняла — к ней в который раз идут с обыском из Мухабарата. Она сильно испугалась: пусть раньше у нее ничего не находили, но на этот раз она держала в руках украденный секретный документ.
Нужно было действовать быстро. Она побежала в комнату, где прятался Сулейман, и попросила его покинуть дом. Затем она бросилась в свою комнату, все еще сжимая документ в дрожащей руке.
Куда бы его спрятать, лихорадочно думала она. Она знала, что, если его найдут оперативники, — ей конец. Она осмотрелась. На прикроватной тумбочке лежала куча детских пеленок. Шула засунула документ между ними и тут почувствовала, что локтем кого-то задела. Она обернулась и увидела знакомого друза, служившего в Мухабарате. Он незаметно проник в дом и вошел в ее комнату, не дожидаясь разрешения. За ним последовали два сирийских офицера, семь ливанских солдат и Диб Саадия, глава еврейской общины. Все они ворвались в ее комнату и окружили Шулу. Офицер-друз оттолкнул ее и схватил пеленки. Очевидно, он видел, как она вытащила из них руку, в ужасе подумала она. Она замерла. Шула чувствовала, что ее жизнь висит на волоске: если документ найдут, это будет доказательством того, что она шпионка, а шпионов в Ливане вешали. Она уже воображала, как петля затягивается у нее на шее, и в душе начала молить Бога о спасении.
Офицер вытащил руку из кучи пеленок. В руке ничего не было! Неужели ее молитвы были услышаны? В приливе уверенности Шула повысила голос на офицера.
— Как вы смеете, — закричала она, — вламываться к женщине, которая только родила и сидит с ребенком, и устраивать у нее беспорядок?! Да еще и привели с собой целую ораву солдат, будто к какой-то преступнице!
Офицер остался неколебим.
— Куда вы спрятали документ? — закричал уже он на нее.
— Какой еще документ? — не унималась она. — Ничего я не прятала!
Офицер рявкнул на солдат, и они разбежались по всей комнате, переворачивая мебель, подушки и одеяла и раскидывая одежду. Один из них смел на пол все, что было на прикроватной тумбочке, включая пеленки, но документа видно не было.
Это чудо, подумала она, чудо с небес. Благодарю Тебя, Боже, благодарю Тебя! Но беды на этом не закончились. Следующую угрозу таили… благие намерения главы еврейской общины. Он добродушно обратился к солдату: «Эй, хабиби (дорогой), разве ты не видишь, у хозяйки грудной ребенок, она устала. Прояви уважение, сложи пеленки на место».
Боже мой, подумала она, только не это! Почему этот болван открыл рот именно сейчас? Но солдат нагнулся, подхватил все пеленки разом и свалил на тумбочку. Шула закусила губу. И в третий раз документ не показался.
Офицер-друз был вне себя.
— Где вы спрятали документ? — снова прокричал он.
— Вам должно быть стыдно! Так вы обходитесь с ни в чем не повинной женщиной? С солдатами и оружием! Побойтесь Бога! — яростно набросилась на него она.
— Вы поедете с нами в штаб, — сказал офицер.
— Вы ничего не нашли, — возразила она, — и не имеете права меня задерживать как преступницу. Я готова взять такси и приехать в штаб позже, после того как выкупаю и покормлю ребенка.
О том, что она это уже сделала, сотрудники Мухабарата, конечно, не знали. Выбора у них не было, они вышли из комнаты и оставили ее наедине с ребенком. Тогда она запустила дрожащую руку в кучу пеленок и сразу же нашла документ! Она сложила его, сунула в бюстгальтер, а когда переодевалась в ванной, спрятала в потайной щели над окном.
Через час она в зеленом платье без рукавов прибыла в штаб-квартиру секретной службы. Она вошла уверенно и с улыбкой, еще не зная, что ее ждет. Офицеры сначала попытались ее уговорить: «Умм Ибрагим, мы уважаем то, что вы делаете для своего народа и своей страны. Просто отдайте нам документ, и мы больше не будем вас беспокоить. Мы знаем, что он у вас. Скажите, где вы его спрятали, или отдайте его нам, и мы расстанемся друзьями».
Она все отрицала. Тогда офицер кивнул одному из солдат в комнате, и тот с размаху ударил ее по лицу прикладом винтовки. Шула вскрикнула от боли. Еще вопрос — и еще удар. Она чуть не потеряла сознание. Солдаты набросились на нее, стали избивать и гасить зажженные сигареты о ее руки и ноги. Она продолжала кричать, но не сдавалась.
Ужасный допрос длился тринадцать часов. Наконец, ничего не добившись, офицеры отпустили ее. В четыре часа утра она побрела домой, избитая и вся в синяках.
Ее жизнь была спасена, но всякий раз, вспоминая, как друзский офицер засовывал руку в пеленки, она начинала дрожать. Позже она узнала, что ее арестовали по приказу сирийцев, подозревавших ее в шпионаже на высшем уровне.