— А дальше со мной произошло несчастье — на одной из тренировок я получил серьезную травму и на целый месяц слег в больницу. Пару раз она приходила меня навестить, но потом исчезла, и я измучился в догадках. Вставать я не мог, поскольку у меня была повреждена нога, поэтому даже не имел возможности ей позвонить. Естественно, что как только меня выписали, я тут же помчался к ней…
— И застали ее в объятиях другого?
Петр невесело усмехнулся.
— Да, я понимаю, что все это выглядит очень банально, но, честно сказать, страдаешь от этого ничуть не меньше. Первой моей мыслью было желание избить ее нового возлюбленного до полусмерти, однако стоило мне его увидеть, как оно пропало.
— Почему?
— Он оказался настолько щуплым и заурядным, что я был откровенно поражен. Знаете, я никогда не мнил себя Аполлоном или Гераклом…
— И совершенно напрасно!
— Правда? — Он вновь усмехнулся и на этот раз уже повеселее. — Но дело не в этом — у нас с ним были настолько разные весовые категории, что я бы мог пришибить его одним пальцем. Представьте себе типичного биржевого маклера — в очках, сутуловатый, ниже меня на целую голову. В общем, я не стал ничего предпринимать — просто забрал у нее свои вещи и вернулся домой.
— И долго потом переживали?
— Долго. Кстати, как я потом узнал, она вскоре вышла за него замуж.
— А сейчас что испытываете?
— Абсолютно ничего.
— Лжете!
Петр вскинул глаза, удивленный категоричностью моего тона.
— Почему вы так думаете?
— Потому что обладаю хорошо развитой женской интуицией!
— В таком случае могу вас разочаровать — ваша интуиция вас подвела.
— Этого не может быть!
— Да? А что бы вы сказали, если бы я предложил вам обернуться назад и взглянуть вон на ту пару, которая сидит за столиком в углу, прямо под панно с изображением старой Москвы?
Я немедленно повернулась и увидела симпатичную, но слегка поблекшую молодую женщину примерно моих лет, примерно на шестом месяце беременности, и худого, похожего на подростка, господина в очках, лет на пять ее старше.
— Неужели это они?
— Именно так.
— И давно они здесь сидят?
— Они пришли минут через пятнадцать после нас.
Петр отвечал на мои вопросы настолько спокойным, даже равнодушным тоном, что я мысленно признала свою ошибку. Да, у них уже действительно все позади. Кроме того, эта юная мадам не смогла бы составить мне конкуренции, даже если бы находилась в своей лучшей форме, — и жадные взгляды, которые на меня бросал ее муженек, наглядно это подтверждали.
В очередной раз отпив из своего бокала, я вдруг запоздало сообразила, что одна выпила как минимум две трети бутылки.
— А почему вы сами не пьете? — подозрительно заинтересовалась я. — Надеетесь меня споить?
— Нет, что вы!
— Только не говорите, что у вас завтра тренировка и вам нельзя терять формы.
— Я и не собирался этого говорить.
— Тогда в чем проблема?
— Боюсь увлечься всерьез.
— Шампанским?
— Вы все время шутите, и это придает вам неповторимое очарование.
— Но вы не ответили на мой вопрос.
— Можно я отвечу стихами?
— Читайте!
— Это вольный перевод стихотворения «Двое на одного» латинского поэта Руфима, сделанный моим знакомым поэтом.
Это было уже слишком, и я невольно фыркнула.
— Что такое? — тут же заинтересовался Петр, но я не стала признаваться в очередной своей ошибке. Несмотря на всю симпатию к своему кавалеру, мне почему-то думалось, что если он и знает на память какие-то стихи, то это наверняка будет что-нибудь из школьного курса типа «Белеет парус одинокий». А тут вдруг «латинский поэт», о котором я сама первый раз слышу!
— Ничего, ничего, читайте!
— Очаровательно! — И я постаралась улыбнуться самой пленительной из богатого арсенала своих улыбок. — Значит, вы боитесь в меня влюбиться?
— Можно, я не буду отвечать?
— Можно. Ну а почему вы так долго не звонили?
— Боялся, что вы откажетесь встретиться. Сегодняшнее свидание с вами стало для меня почти такой же авантюрой, как та самая встреча, о которой я вам рассказывал.
«Только не надейся раньше времени, что эта авантюра так же быстро закончится постелью!»
Однако я напрасно подозревала Петра в каких-то далеко идущих замыслах. Провожая меня домой, он вел себя на редкость просто и мило — не пытался пригласить к себе, не напрашивался в гости, не лез поцеловать на прощанье и даже не предложил перейти на «ты».
Более того, он просто «убил» меня одной глубокомысленной фразой, которую я постаралась хорошенько запомнить:
— Любовник боится стать импотентом, творческий человек опасается истощения, политик — утраты влияния, и лишь истинный философ ничего не боится, ибо давным-давно сказано: «Суета сует, все суета…»