Индеец ткнул рукой в сторону Ната.
– Твоя вишва… как отец.
Нат собрался возразить. Ну какой из него шаман? Но тут Коуве одернул его.
– Скажи «да», – нажимал профессор.
Нат осторожно кивнул, положившись на его интуицию.
Шаман принял ответ с нескрываемым облегчением.
– Хорошо, – проговорил он.
Вернулся Дакии, неся в руках кожаный кошель и пару тростинок. Он протянул принадлежности вождю, но тот был чересчур слаб, поэтому остальное Дакии выполнял сам по его указаниям.
Сперва следопыт взял кошель.
– Кожа с мошонки ягуара, – прокомментировал Коуве.
– Надо думать, последний писк моды, – буркнул Нат.
Дакии расширил отверстие. Внутри оказался некий ярко-красный порошок. Шаман стал пояснять со своего гамака. Коуве переводил, хотя Нату удалось понять кое-что самому.
– Он назвал порошок али-не-Ягга.
– «Кровь Матери», – сообразил Нат.
Увидев, как Дакии набивает концы соломинок порошком, Коуве обернулся к Нату.
– Догадываешься, что сейчас будет?
Нат знал ответ почти наверняка.
– Это вроде эпены, наркотика яномамо.
Годами работая с разными общинами яномамо, Нат не раз удостаивался приглашений на церемонии с его употреблением. «Эпена» в переводе с их языка значит «солнечное семя». Этот мощный галлюциноген шаманы применяли, чтобы войти в контакт с миром духов. По преданиям, снадобье призывало из джунглей хекура – человечков, которые передавали шаманам свои медицинские знания. Когда его попробовал Нат, все, что он испытал, – это сильнейшую мигрень и головокружение. К тому же сам способ употребления его отнюдь не вдохновил. Порошок нужно было втягивать через нос.
Дакии вручил по тростинке шаману и Нату. Раненый вождь поманил Натана к себе, веля присесть у его гамака. Нат подчинился.
Коуве решил предостеречь его.
– Шаман при смерти и знает об этом. Поэтому ритуал, который он предлагает, не простой. Думаю, он хочет возложить на тебя заботы о племени, деревне и Ягге.
– Но я не могу их принять! – оглянулся на профессора Нат.
– Придется. Как только ты станешь шаманом, тебе откроются все тайны бан-али. Улавливаешь, о чем речь?
Нат набрал воздуха в грудь и кивнул.
– Лекарство.
– Вот именно.
Он подошел к гамаку и присел на колени.
Шаман показал ему, что нужно делать. Как оказалось, ритуал почти в точности повторял эпеновую церемонию яномамо. Индеец поднес начиненный порошком конец тростинки к носу, а Нату велел положить в рот ее свободный конец. Со второй соломиной поступили противоположным образом – Нату достался «заряженный» конец, а шаману – пустой. В ходе ритуала они должны были одновременно выдуть порошок друг другу в нос.
Шаман поднял руку. Оба сделали глубокий вдох – и…
Индеец махнул.
Нат резко дунул в тростинку, крепясь перед ударом по собственным носовым пазухам. Но не успел он даже выдохнуть до конца, как наркотик свалил его с ног.
Нат рухнул навзничь. В голове пронесся огненный вихрь, напоследок полыхнув ослепляющей болью. Ощущение было такое, словно в череп ему угодила граната. Комната завертелась с ошеломляющей быстротой. Нат потерял чувство опоры. Перед ним вдруг разверзлась бездонная пропасть, и вот он уже падал в нее, несся вниз, кувыркался во тьме… Тьма отчего-то казалась сияющей. Кто-то далекий окликнул его, а он даже не чувствовал губ, чтобы ответить.
Наконец его падающее тело ударилось о какую-то потустороннюю твердь, разбив ее вдребезги. Тьма треснула, как угольно-черное стекло, осколки распались и сгинули. Осталась лишь тень в форме стилизованного деревца. Она как будто вырастала над темным холмом. Нат повис сверху и стал смотреть. Деревце менялось на глазах, становилось отчетливей: появлялся объем, вырастали листочки – черные, как сама ночь, мутовки ветвей, гроздья орехов…
Ягга.
Затем из-за холма показались чьи-то крохотные силуэты. Странные существа вереницей взбирались на холм, направляясь к одинокому дереву.
«Хекура», – подумал Натан сквозь транс.
Стоило ему подплыть ближе, как фигурки сделались четче, подобно дереву, и вскоре он понял, что ошибался. То были не человечки, а звери самых разных мастей и размеров – обезьяны, ленивцы, крысы, крокодилы, ягуары… Некоторых он даже не смог определить. Среди фигурок животных попадались и люди – мужчины и женщины. Каким-то шестым чувством Нат знал, что и это не хекура. Процессия прошла к дереву, внутрь дерева. Силуэты смешались с его черной тенью. Что с ними стало? Должен ли он, Нат, пойти следом?
Но вот они вышли опять, появились с другой стороны, претерпев поразительную перемену. Там, где была чернь, пробивалось сияние. Лучащиеся силуэты окружили волшебное древо. Люди и твари, оберегающие Мать.
Паря в воздухе, Нат чувствовал: время ускорило бег. Он видел, как люди то и дело возвращались к древу, когда их сияние меркло. Плоды дерева, съеденные, возрождали свет, и люди снова занимали место в хороводе детей Ягги. Ритуал обновления многократно повторялся.
Вскоре видение потускнело, как старая кинопленка, стало мутнеть и постепенно растворилось в изначальной тьме.
– Нат? – позвал чей-то голос.
Но чей? Он бросился искать, но тщетно – со всех сторон по-прежнему разливалась чернота.
– Нат, ты меня слышишь?