Амальгама

Однако последующий рассказ Муравьева оказался из рук вон плох – мертвецы из рамы не вылезали, бравого штабс-капитана никто не пытался схватить, чтобы куда-нибудь уволочь, да и вообще в его дальнейшем повествовании ничего сверхъестественного не происходило. Разве что непонятного происхождения туман, которым плотно заволокло как само зеркало, так и часть стены, где оно висело, но это такая мелочь, на которую придира-читатель навряд ли обратит свое внимание, оставшись разочарованным в своих ожиданиях. Разочарованным даже с учетом того, что туман, как ни странно, искрился. Искорки были хаотичные, яркие, весело вспыхивали и тут же гасли. «А впрочем, все в моих руках, – напомнил сам себе писатель. – Если как следует продумать сюжет, да вдобавок увязать его с этим полотном фламандского художника, на котором было изображено такое же зеркало…»

Вечером следующего дня штабс-капитан выпивал прекрасное французское вино с Евгением Богарне – сыном Жозефины. Офицеры очень подружились, что было неудивительно – они были одного возраста, одного круга и, как выяснилось, у них были даже общие знакомые барышни и Париже, и Петербурге. Зашел разговор и про странное зеркало. Богарне удивился рассказу своего нового друга про вчерашнее ночное приключение и предложил пройти к зеркалу и проверить, что с ним происходит прямо в данный момент. Весело, подтрунивая друг над другом, они пришли в нужную галерею дворца и увидели там то, что и должны были увидеть, – совершенно обыкновенное зеркало, вовсе не горячее, никакого тумана или искр. Богарне долго смеялся, а потом снял зеркало со стены и протянул Муравьеву: «Забирайте, мой друг! Это будет мой вам подарок. На память!»

Карета въехала в кремль и остановилась у губернаторского дома. Муравьев вместе с Дюма поднялся по широкой лестнице на второй этаж, открыл дверь кабинета, и писатель сразу увидел зеркало, о котором только что слышал рассказ.

Чувствовалось в этом зеркале что-то особенное. Внимательно разглядев миниатюры на раме, Дюма уже смекнул, что именно и как он распишет в своем новом произведении.

На следующий день он попросил художника Жана-Пьера Муанэ, сопровождавшего его в путешествии, нарисовать это зеркало, а рисунок отдать ему. Словом, отплывал литератор из Нижнего Новгорода в великолепном настроении.

Дюма сердечно поблагодарил губернатора за радушный прием и интересный сюжет и вскоре отплыл далее вниз по Волге. Пожалуй, если бы не продолжившееся путешествие, кое закончилось на Кавказе, знаменитый литератор непременно осуществил бы свою задумку, и читатели вскоре увидели бы новый роман «Зеркало замка Мальмезон». Но француз уехал из России только в следующем году, а кроме того, по возвращении во Францию писателю было не до того – он спешно строчил свое семитомное «Впечатление о путешествии в Россию», публикуя его по мере написания в собственном еженедельнике «Монте-Кристо». А как же иначе, ведь он еще до отъезда обещал своим подписчикам описать Петербург с его белыми ночами, Москву с колоколом в 330 тысяч фунтов, Нижний Новгород с купцами из Персии, Индии, Китая, торгующими малахитом и ляпис-лазурью, рассказать о Волге, этой «царице европейских рек». Промчавшись по безграничным калмыцким и ногайским степям, он сулил читателю подвести их «к скале, к которой был прикован Прометей», и вместе с ними «посетить стан Шамиля, этого нового Титана, который в своих горах борется против русских царей».

Словом, красноречие генерал-майора Муравьева и его вдохновенное повествование пропали даром – бывший декабрист так и не дождался выхода в свет увлекательного романа о колдовском зеркале бывшей жены Наполеона.

А само зеркало продолжало висеть на стене в одной из комнат губернаторского дворца. Но когда спустя три года его владелец по высочайшему монаршему повелению был отставлен от должности нижегородского военного губернатора и назначен сенатором с переводом в Москву, зеркало так и осталось висеть на стене, ибо управляющему, который руководил сборами имущества, показалось негоже везти его в Первопрестольную. Еще подумают, чего доброго, что у господина генерал-лейтенанта, коим Муравьев к тому времени стал, нет средств, дабы купить новое зеркало, прямое, не столь тусклое и в гораздо лучшей раме.

Преемник же Александра Николаевича, въехав в его резиденцию, также отнесся к зеркалу без малейшего пиетета. Более того, ничегошеньки о нем не ведая, в том числе и кому оно принадлежало ранее, до Муравьева, он отправил зеркало в ссылку, в большущий подвал, расположенный под губернаторским дворцом, где постепенно скапливались отжившие свой век вещи, выкинуть которые рука не поднималась, так как было жалко, но и для комнат они уже не годились.