Амальгама счастья

Итак, с нелюбимой работой в банке все было кончено. Что бы ни поставили ей теперь в качестве условия возвращения – обслуживание ли бабушкиного Фонда, Дашину ли благосклонность к неведомому ей чиновнику, молчание о сделанном Клоновым предложении или любые другие формы «лояльности», – Даше не подходило ни одно из них… И, мысленно перелистнув эту страницу своей жизни, девушка, вздохнув, снова потянулась к кнопке автоответчика. Вряд ли следующие сообщения принесут ей больше радости, нежели первое, подумала она. И не ошиблась.

«Дарья Александровна, с вами говорит Можаров…»

Пленка перематывалась с еле слышным шипением, и наступившей на несколько секунд паузы Даше хватило, чтобы почувствовать и изумиться: как странно, холодно, почти резко говорит с ней ее новый заказчик! Без «здравствуйте», без «уважаемая» и без малейшей тени приветливости или симпатии в голосе… А Можаров тем временем, помолчав, продолжал:

«К сожалению, я вынужден отказаться от сотрудничества с вами, которое вначале показалось мне столь многообещающим. Уверен, что причина моего решения вам известна, поэтому не стану тратить времени на объяснения. Всего вам доброго».

Даша машинально остановила пленку и тупо уставилась на телефон. Охватившие ее апатия и разочарование были столь велики, что девушка не в силах была ни попытаться взглянуть на ситуацию со здоровым юмором (который прежде не раз выручал ее в случае срыва интересных заказов), ни рассуждать здраво. Может быть, все дело было в том, что интуитивно она понимала: дело не в переменчивости, не в необязательности Можарова – причина неожиданного отказа, скорее всего, снова кроется в бабушкином наследстве и во всех тех неприятностях, которые оно принесло с собой. Господи, ну а этому-то что от нее надо?.. Неужели и у респектабельного Дмитрия Алексеевича могли быть какие-то собственные интересы, дорогу которым преградил бабушкин Фонд и Дашино управление им?!

Как бы то ни было, а и с этой так и не раскрывшейся страницей ее жизни было покончено. Нужно быть самоубийцей, чтобы после подобной телефонной отповеди пытаться снова наладить контакт с заказчиком и предлагать свои услуги. «Весело», – подумала Даша… Запасов у нее никогда не было – слишком молодая и беспечная по характеру, чтобы научиться откладывать «на черный день», она никогда не сталкивалась с нуждой просто потому, что жизнь пока еще не ставила ее в столь трудное положение. Девушка впервые, пожалуй, оказалась в такой ситуации и еще не знала, как реагировать. Впрочем, какой-нибудь выход да найдется, с голоду не помру, неожиданно подумала она – и сама подивилась собственному оптимизму.

А потом, уже с каким-то веселым, забубенным отчаянием, опять нажала на автоответчик. Нуте-с, господа, кто же следующий?

«Похоже, ты совсем закусила удила, да, подруга? Разве я не предупреждал тебя, что вести все переговоры с твоим милым дядюшкой буду сам? Или ты наконец опомнилась, отбросила святость и решила повести свою собственную игру?.. Ну, пеняй на себя. Значит, так: то, что ты успела прочитать в газетах, – это только цветочки, дальше посыплются такие откровения, что Плотниковы вообще откажутся иметь с тобой дело. Это раз. Слухи вокруг тебя пойдут такие, что все мало-мальски приличные люди будут от тебя шарахаться, как от прокаженной, – это два. И три: не надейся, пожалуйста, что, если ты запрешься в квартире и не будешь отвечать на мои телефонные звонки, ситуация рассосется сама собой. Не рассосется… Меня не волнует твой гребаный Фонд; мне нужны наличные, а их может дать только Плотников, и ты мне в этом поможешь. И только попробуй еще раз помешать мне…»

Раздался характерный писк, и телефон приготовился выдать очередную порцию чужих эмоций в следующем послании. Даша не стала в этот раз останавливать автоответчик: пусть уж выговорятся все, кому это так приспичило!

«Только попробуй еще раз помешать мне…» Даша вздрогнула и нервно нажала на «стоп». Что это? Те же самые слова, те же угрожающие интонации и свистящее дыхание ненависти в каждом слове. А голос другой, не Игоря. Или она действительно помешалась, или у нее уже начинается стойкое дежавю?.. Она вскочила, быстро вышла в прихожую, нащупала в сумочке пачку сигарет и, едва удерживая дрожащими пальцами зажигалку, закурила, затягиваясь так истово, будто это было единственным спасением в ее жизни. Потом вернулась назад, к телефону, и, долго не решаясь притронуться к нему, сидела, глядя на безжизненный пластмассовый аппарат и испытывая всю гамму отрицательных чувств – от испуга до презрения ко всем звонившим… Наконец она прикоснулась к нему, одновременно обреченно и брезгливо, и уже по нескольким следующим словам поняла, кого слышит на сей раз.