Амальгама счастья

Так, рука об руку, они и шагали по каменистой дороге, пока она не кончилась, оборвавшись разом у их ног, словно куплет короткой и нежной песенки. Снова щедро светило солнце, заливая меловые холмы, и деревья, и все вокруг теплыми оттенками меди и охры; снова пели птицы; и как тогда, в самый первый раз, доносились до Даши смех, разговоры и мелодичное позвякивание посуды – оттуда, с широкой террасы, к которой вели знакомые девушке мраморные ступени и где опять собирались пить чай. Марио стоял рядом с ней, крепко сжимая ее руку, но глаза его смотрели в сторону, а лицо было грустным и немного напряженным. Мало-помалу его ладонь бессильно разжалась и упала вниз, а Даша, уже предчувствуя, что произойдет дальше, не испугалась, как прежде, а покорно отпустила его пальцы. Странная улыбка тронула губы мужчины, он кивнул – но не ей, а в сторону, словно бы всему миру сразу, и, скользнув по девушке переставшим видеть взглядом, прошел мимо.

Дашино сердце болезненно сжалось, но она не придала этому значения – сердечная боль стала привычной. А если ты к тому же знаешь, что тебя ждет… И, отвернувшись, чтобы не видеть отстраненного от нее Марио, она стала медленно подниматься по ступеням, ожидая его возвращения. «Ждать, ждать…» – тупо стучали молоточки в ее голове. Что же еще остается? Только ждать, и верить, и знать, что рано или поздно все возвращаются к Дому. Разве это не главное, чему научил ее Марио?..

А там, на террасе, все звенела посуда, и близко-близко к верхней ступени подошла женщина, которую Даша знала и любила. Плотно закутавшись в тяжелую шаль из шелка, напряженно вглядываясь вниз, где двигалась маленькая фигурка, Вера Николаевна отрывисто позвала:

– Лена, Лена!.. Что это там?

Мама Лена, поднявшись из-за стола, подошла к балюстраде. Чашка осталась в ее руке, и Даша прекрасно могла разглядеть на ней каждую голубую незабудку – эта старинная, любимая ее воспитательницей чашечка давным-давно разбилась, почти сразу же после смерти мамы Лены, и теперь девушка подумала, что, наверное, та попросту забрала ее с собой. Солнечный луч, пройдя сквозь белоснежный фарфор, ударил в глаза женщинам веселым огненным зайчиком, и мама Лена провела ладонью по лицу, тихо отозвавшись:

– Я ничего не вижу.

– Я тоже не вижу, – чуть раздраженно сказала бабушка. – Но мне кажется… Ты не узнаешь, не слышишь?

Та, улыбнувшись, покачала головой и, взяв Веру Николаевну за руку, примирительно шепнула: