Алый знак доблести. Рассказы

Все повторяли с небольшими вариациями одну и ту же фразу: «Мы их отбросили!», «Ей-богу, отбросили!», «Да, мы их отбросили!» Закопченные лица солдат сияли, они обменивались улыбками.

Юноша посмотрел назад, направо, налево. Он радовался, как всегда радуются люди, когда у них наконец появляется возможность отдохнуть и оглядеться.

Неподвижные, жуткие фигуры лежали на земле в странных, неестественных позах. Сведенные руки, неловко повернутые головы. Так лежат люди, упавшие с большой высоты и разбившиеся насмерть. Казалось, кто-то швырнул их с неба на землю.

В глубине рощи непрерывно стреляла батарея, и снаряды перелетали через головы солдат. Сперва огненные вспышки испугали юношу. Ему почудилось, что артиллеристы целятся прямо в него. Он видел сквозь листву черные силуэты батарейной прислуги, работавшей быстро и напряженно. Они делали свое сложное дело. Юноша не мог понять, как среди такого хаоса они умудряются помнить углы прицела.

Пушки, казалось, присели на корточки, как индейские вожди, усевшиеся в ряд на каком-то зловещем сборище. Они выплевывали короткие яростные реплики. Вокруг них деловито сновали их слуги.

Раненые один за другим уныло брели в тыл. То была струя крови из поврежденного тела бригады.

На правом и левом флангах темнели цепи других подразделений. Далеко впереди юноша с трудом различал скопления войск, серыми клиньями выступавшие из лесу. У самой линии горизонта он заметил несущуюся во весь опор батарею. Крохотные всадники подгоняли крохотных лошадок.

С пологого холма донеслись выстрелы и крики людей, пошедших в наступление. Дым медленно просачивался сквозь листву.

В гуле орудий звучали громоподобные ораторские нотки. Мелькали знамена, их алые полосы бросались в глаза. На темном фоне войск они казались сгустками тепла.

У юноши, как всегда, дрогнуло сердце при виде эмблемы его страны. Эти знамена были как прекрасные птицы, не ведающие страха и в бурю.

Прислушиваясь к реву, доносившемуся с холма, к глухому пульсирующему буханью где-то намного левее их позиций и к другим разнообразным, хотя и не таким громким звукам, летевшим со всех сторон, он вдруг понял, что бой идет и там, и там, и там — повсюду. А он-то думал, что сражение разыгрывается у него под носом!

Он взглянул на небо и был потрясен его чистой синевой, потрясен солнцем, бросающим лучи на деревья и поля. Как странно, что природа продолжает свое мирное, залитое золотым светом существование, когда кругом творится так много зла!

Глава VI

Юноша опомнился не сразу. Лишь постепенно он снова обрел возможность смотреть на себя со стороны. Несколько секунд он оглядывал себя с таким удивлением, словно никогда прежде не видел. Он подобрал с земли кепи, повел плечами, расправляя мундир, и, став на колени, завязал шнурки башмака. Потом задумчиво вытер потное лицо.

Вот оно и кончилось. Великое испытание пройдено. Багровые ужасы войны преодолены.

Он был беспредельно доволен собой. Жизнь представлялась ему необычайно приятной. Как бы отделившись от себя, он созерцал стычку, в которой принял участие. Так сражаться мог только настоящий мужчина.

Он молодчина, он дорос до тех идеалов, которые прежде казались ему недостижимыми. Юноша улыбнулся, бесконечно признательный судьбе.

Он был полон благоволения и нежности к товарищам.

— Ну и жарища! — приветливо обратился он к солдату, который из всех сил тер взмокшее лицо рукавом мундира.

— Жарища здоровая, — добродушно ухмыльнулся тот. — Отродясь не бывал в таком пекле. — Он с наслаждением растянулся на земле. — Так-то, брат. Надеюсь, следующая схватка будет после дождичка в четверг.

Юноша обменялся рукопожатиями и прочувствованными словами с людьми, раньше знакомыми лишь по виду, а ныне связанными с ним кровными узами. Он помог товарищу, который ругался на чем свет стоит, перевязать раненую голень.

Внезапно по рядам пронесся изумленный возглас: «Они снова идут! Снова идут!» Солдат, разлегшийся на земле, вскочил с восклицанием: «Черт!»

Юноша мгновенно обернулся к полю. Он увидел, что из дальнего леса выскакивают бесчисленные фигурки. Наклоненное знамя опять неслось вперед.

Снаряды, совсем было переставшие беспокоить полк, снова проносились над головами, разрываясь в траве или среди ветвей. Казалось, это распускаются невиданные, смертоносные цветы войны.

Солдаты вздыхали. Глаза их потускнели, перепачканные лица выражали глубокое уныние. Медлительные, неповоротливые, они хмуро следили за несущимися в атаку врагами. Изнуренные рабы в храме бога войны, они роптали на своего свирепого повелителя и ворчливо жаловались друг другу: «Ну, это уж слишком! Какого дьявола нам не шлют подкреплений?», «Что ж, выходит, нам и вторую атаку придется отбивать? Я вовсе не собираюсь воевать с целой армией мятежников, будь они прокляты!»

Кто-то жалобно простонал:

— Экая досада, что меня угораздило наступить на руку Биллу Смизерсу! Лучше бы он наступил на мою!

Болезненно морщась, полк готовился к обороне; его затекшие суставы хрустели.