— Тебе бы самому послушать! — повторил тот и приосанился, собираясь приступить к рассказу. Остальные, горя нетерпением, стали в кружок. — Значит, подходит полковник к вашему лейтенанту — а мы как раз неподалеку сидели — и говорит — в жизни еще не слышал такой чертовщины. «Гм-гм, — говорит он, — мистер Хэзбрук, кстати, кто этот парень, который нес знамя?» Слышишь, Флеминг? «Кто этот парень, который нес знамя?» — говорит полковник, а лейтенант ему отвечает: «Это Флеминг, говорит, и он настоящий дьявол». Что? А я говорю, что сказал. Настоящий дьявол, так и отрезал, этими самыми словами. Нет, сказал. А я говорю, что сказал. Если ты лучше можешь рассказать, так давай рассказывай. Ну, тогда прикуси язык и молчи. Значит, лейтенант говорит: «Он настоящий дьявол», а полковник ему: «Гм-гм, он действительно бравый солдат. Он нес знамя в атаку, я сам видел. Бравый солдат», — говорит полковник. «А как же! — говорит лейтенант. — Он да еще этот парень Уилсон все время были впереди и орали прямо как краснокожие». Все время были впереди, — так и сказал. Этот парень Уилсон, — так и сказал. Можешь, братец, записать эти слова и послать домой, матери. «Этот парень по имени Уилсон», — говорит лейтенант, а полковник говорит: «Да ну? Гм-гм, вот так штука!» И еще говорит. «Во главе полка?» — «Да, во главе», — говорит лейтенант. «Вот так штука, — говорит полковник. — Так, так, так, — говорит он, — да ведь они сущие младенцы!» — «Были младенцами», — говорит лейтенант. «Так, так, — говорит полковник. — Они заслуживают производства в генерал-майоры». Так и сказал. Заслуживают производства в генерал-майоры.
Юноша и его друг сказали: «Чушь!», «Ты врешь, Томсон!», «Иди ты знаешь куда!», «Ничего такого он не говорил!», «Что за брехня!», «Чушь!» Но, несмотря на их мальчишеские выходки и смущение, они чувствовали, что краска удовольствия заливает их лица. Они потихоньку обменялись радостными взглядами, словно поздравляя друг друга.
Они сразу забыли о многом. В их прошлом уже не было ни заблуждений, ни разочарований. Они были счастливы, и сердца их наполнились благодарной любовью к полковнику и молодому лейтенанту.
Глава XXII
Лес вновь начал выбрасывать темные отряды неприятеля, но юноша не утратил спокойствия и самообладания. Он слегка улыбался при виде того, как вздрагивают и пригибаются другие солдаты, когда над их головами пролетают с протяжным воем снаряды, брошенные чьей-то гигантской рукой. Он стоял прямо и неподвижно и смотрел, как начинается наступление на синие войска, вытянутые в дугу у подножия ближнего холма. Его полк не стрелял, дым не заслонял поля боя, и юноша хорошо видел отдельные участки ожесточенного сражения. Было огромным облегчением узнать наконец, откуда исходят звуки, которые все время гремели у него в ушах.
Неподалеку от их позиции два синих полка вступили в схватку с двумя полками противника. Происходило это на уединенной поляне. Они наносили и принимали сокрушительные удары, как будто побились об заклад, кто кого. Выстрелы трещали с неимоверной быстротой и злобой. Полки сражались так самозабвенно, что истинные цели войны, видимо, перестали для них существовать; они тузили друг друга, как на цирковой арене.
В другом месте двигалась на диво подтянутая бригада синих; она явно намеревалась выбить неприятеля из леса. Как только она углубилась в лес, он наполнился устрашающим, немыслимым ревом. Вызвав к жизни эти жуткие звуки и найдя их, очевидно, чрезмерными, бригада беззаботно вернулась обратно, нисколько не нарушив равнения своих шеренг. В ее движении не чувствовалось никакой спешки. Казалось, бригада прогуливается, надменно грозя пальцем ревущему лесу.
Слева, на высотке, выстроился длинный ряд орудий, хрипло и свирепо лающих на противника, который, готовясь в лесу к новой атаке, затевал мелкие схватки, мучительные своим однообразием. Круглые алые жерла пушек выбрасывали багровое пламя и столбы густого дыма. Вокруг них копошилась орудийная прислуга. Позади, среди рвущихся снарядов, безмятежно высился белый дом. Лошади, целым табуном привязанные к длинной жерди, бешено рвали недоуздки. Всюду сновали люди.
Схватка между четырьмя полками все еще продолжалась. Почему-то в нее никто не вмешивался, и они решали свой спор сами. Несколько минут они остервенело и грозно палили друг в друга, потом серые полки дрогнули и отступили, а темные исступленно заорали. Юноша видел, как среди лохмотьев дыма весело затрепыхались два знамени.
Неожиданно воцарилось многозначительное безмолвие. Войска синих немного продвинулись, дали залп и остановились, выжидающе поглядывая на немые поля и леса. Тишина была торжественная, как в храме; слышалось только отдаленное буханье какой-то неугомонной батареи, надоедливое как визг расшалившихся мальчишек. Людям казалось, что из-за нее их напряженный слух не уловит вступительных тактов новой атаки.