Алые маки на серых скалах

— А я думала, турки увели армянку, — разочарованно сказала Галка. — Ведь такое бывает?

— Бывает. Здесь мы не на родине, — сказала мать.

— А где мы на родине? Везде в изгнании!.. — поддержал отец. — К тому же не только в Баку, но и всюду эта власть не заступается за простой народ. Бедным азербайджанцам тут, на своей родине, так же плохо, как и нам.

— Зато их дочерей никто не насилует и жен не убивает! — отрезала мать. — У себя, в Армении, хотя бы этого ужаса не было.

— Хочу в Армению! — закричала Галя. — Поедем в Армению!

Это у нее получилось так по-детски, что все засмеялись, а она, смущенно поднявшись, поспешила уйти в школу.

— Война, доченька, идет, — сказал ей вслед отец, — Армении как таковой уже нет: турки заняли большую ее часть, истребили половину народа и рвутся на эту сторону Арпачая, где пока еще чудом держится горсточка армян.

Ася за все время разговора не проронила ни слова.

Она не понимала, как можно армянам оставаться одинокими. Почему, почему так сильна вера в разных богов? Ведь едят люди один и тот же лаваш[2], пьют ту же родниковую воду, поют те же песни, танцуют те же танцы! Одинаково любят детей, отцов и матерей, одинаково оплакивают мертвых. Только по-разному молятся… Религия — вот корень зла! Но только ли в этом причина?

Баку — город разноплеменный. Здесь много русских, грузин, осетин, дагестанцев, много армян. Но, конечно, главную часть населения составляют азербайджанцы, его коренные жители. Общим языком для всех является русско-азербайджанский жаргон. Как бы плохо люди ни владели им, все равно прекрасно понимают друг друга.

И по внешнему своему облику Баку — город противоположностей. Много здесь шикарных особняков с колоннадами. Широко и привольно они раскинулись на центральных проспектах среди зеленеющих фруктовыми деревьями дворов. Повсюду тянутся головками к небу высокие башни минаретов.

Но еще больше в Баку домов с азиатскими плоскими крышами, построенных из природного камня, грубо смешанного с глиной. На узких улочках два навьюченных ишака с трудом могут разойтись!

А в противоположность этому Баку есть еще и Черный город, где пейзаж пестрит темными силуэтами нефтяных вышек, где все кажется похожим на испачканную мазутом ветошь, насыщенную им до такой степени, что уже ничем никогда не отмоешь! И чахлая зелень здесь пахнет нефтью, и небо, и пятна на солнце — тоже будто следы внезапно брызнувшей из земных недр нефти…

Но и в этом Черном городе люди живут так же, как и везде. Босоногие мальчишки и растрепанные девчонки шлепают здесь озорно по водным заводям, выплеснутым в шторм на берег и не успевшим подсохнуть… На самом берегу, несмотря на то, что вода тут вечно подернута тонкой кромкой мазута, люди ухитряются ловить на лодках рыбу, плавать, пускать игрушечные корабли…

Черный город в Баку представляет собой нагромождение домов, лачуг, мостов, церквей, минаретов и кораблей, снующих взад и вперед вдоль берега. Это полуостров в море, берега которого омываются Каспием с трех сторон, а суша с четвертой стороны — пустынная, горбатая от барханов, откуда ветры поднимают песчаные смерчи и сыплют на город сухой жесткий «ливень»…

Главным стержнем, что объединяет бакинцев, является труд. Как дружно, как сплоченно работает бедный люд на промыслах, на заводах, в порту — везде, где нужны рабочие руки!

Таков Баку, где родилась Ася Папян. И она любила его, даже мысленно не представляя, как могла бы променять его на любой другой, пусть даже лучший, город…

— Пойди, дочка, ляг. Вижу, совсем занемогла… Ох-ох-ох-ох! — вывела Асю из задумчивости мать. Она и не предполагала, как нетерпеливо ждет их ухода дочь.

Наконец родители поднялись из-за стола. Мать поспешила на базар, а отец через кухонную дверь перешел в помещение школы, где уже прозвенел звонок.

Ася же поспешно завернула в мягкий лаваш сыр, вытащила из кастрюли кусок баранины, налила в кувшин чаю и поднялась на чердак.

Там, за разломанной партой, на кипе старых истрепанных книг, и впрямь сидел ночной гость. Ася облегченно вздохнула. Маленькое окошечко едва освещало этот уголок, но и при таком тусклом свете Ася увидела, какой у мужчины утомленный вид.

Да, она узнала его. Он жил совсем неподалеку от армянской школы. Однако, хотя они нередко встречались, знакомы не были.

— Гамид Султанов. Ваш сосед, — представился человек. — Я побеспокоил вас ночью, уж простите, ради аллаха! Но что поделаешь, Ася? Жизнь моя принадлежит не только мне…

Это дружеское обращение к ней по имени было покоряюще простым и милым. Ася приободрилась, постепенно скованность ее проходила.

— Ешьте, пожалуйста! Сейчас я принесу одеяло с подушкой. Да, пока наших нет, можно спуститься вниз, на кухню…

Ася смущенно замолчала. Не могла же она сказать ему напрямую о… туалете? Вот еще! Женщины-азербайджанки вовсе под чадрой ходят. А тут такое на Асю навалилось, она не знает, как себя вести. «Ну, Амалика, погоди! — мысленно упрекнула подругу Ася. — Сидит себе спокойненько на уроках и забыла обо мне».

— Асек, ты где? — вдруг раздался снизу тихий голос Ами, будто та подслушала упрек подруги.