Альв

Она еще раз прошлась по комнате и заглянула в соседнее помещение. Там было темновато – закрыты ставни, – однако не для ее глаз, и она без труда рассмотрела сложенную из кирпича печь, огромный медный бак над ней и нечто вроде душевой, как та, в которой Альв мылась в больнице; а еще здесь были огромная липовая кадка для купания, две лавки у стен и несколько деревянных шаек и ведер. Выглядело все это замечательно, и пахло хорошо. Альв попробовала включить душ, и это ей сразу же удалось, поскольку она все запомнила правильно и сделала ровно так, как надо. Сначала сверху полилась холодная, практически ледяная вода, затем в холодную струю вплелась горячая, и Альв встала под этот крохотный рукотворный водопад. Вода лилась на нее свободно, падала сверху на голову, плечи и грудь, смывая пот и грязь, освежая, возвращая ощущение чистоты, с которым она проснулась этим утром…

Воспоминание о том, как она проснулась под пуховой периной, потянуло за собой другое, в котором Альв бежала по ночному лесу. Она не помнила подробностей и того, зачем она оказалась ночью вне дома, но зато вспомнила, как плыла через озеро подо льдом. Воспоминания были обрывочны, бессмысленны и сумбурны, и образы, всплывавшие в памяти, никак не хотели соединиться в нечто упорядоченное и стать единым воспоминанием и, возможно, поэтому скорее напоминали сон, чем явь. Это был странный сон, полный недосказанности, намеков и умолчаний. Но одно в том сне наяву несомненно являлось правдой: Альв не мылась вечером, если не считать того, что наскоро сполоснула лицо, и тем не менее проснулась наутро бодрой и чистой, с хорошо промытыми «легкими» волосами.

«Экая печаль, – притворно «всплакнула» Альв, – мне не нужны, оказывается, ни мыло, ни губка, ни притирания, ни духи… Впрочем, нет! – опомнилась она. – Что за глупость!»

И в самом деле, купаться в ароматной воде – пруд с кувшинками и лилиями, бассейн с плавающими в воде лепестками роз – куда лучше, чем в ничем не пахнущей. И запах притираний и духов отнюдь не лишний, даже тогда, когда от тебя не пахнет потом! Женщина должна хорошо пахнуть, это правило, а не исключение!

Альв улыбнулась своим мыслям и заглянула в парную, как назвал это третье помещение Яков. В мыльне было жарко. В парной – жарко вдвойне. Впрочем, не настолько, чтобы ее испугать. Как выяснилось, она легко переносила не только холод, но и жар. Однако если она и не страдала от холода, то и не получала от этого удовольствие. Совсем иначе обстояло дело с теплом. Альв наслаждалась теплом, смогла сейчас оценить по достоинству и жар…

От размышлений об относительности восприятия тех или иных фактов ее личного мира Альв отвлек голос вернувшегося из дома Якова. Откликнувшись, она закрыла за собой дверь в парную и устремилась навстречу мужчине в ту первую комнату, где следовало раздеваться – если есть что с себя снять, – выпивать и закусывать в тепле и довольстве и одеваться, когда придет время покинуть «банеум» со всеми его простыми чудесами. Но сейчас Альв занимали лишь два дела, которые просто необходимо было выполнить так скоро, как только получится. Во-первых, она сильно хотела пить, и ей не помешала бы сию минуту кварта[9] красного эля. По этому случаю Альв вспомнила те большие – из расписной керамики – кружки, из которых ей, по-видимому, приходилось пить пиво раньше, в той другой, забытой теперь жизни. Но главное все-таки «во-вторых», потому что Альв безумно хотела Якова.

«Прямо сейчас, прямо здесь»!

В результате они задержались в бане до темноты. Несколько раз парились, сидели, отмокая – в тесноте, да не в обиде, – в липовой бадье с прохладной водой, пили эль и любили друг друга с такой страстью, что не оставалось сил для нежности. А потом снова стояли под душем, парились, курили – в основном, конечно, Яков, – пили эль и плескались в деревянной бадье, заменявшей им ванную. Самое странное, что Яков на время даже забыл, сколько ему лет и про то, что «такие подвиги» ему уже, по-видимому, не по силам. Это Альв заставила его обо всем этом забыть, и он форменным образом потерял голову. И только тогда, когда угомонились наконец и, надев банные халаты, хотели выйти из бани, Яков сообразил, как сильно он ошибался на свой счет. Оказалось, что ему все еще много чего в этой жизни надо, но главное – все это он может от жизни взять.

«Ну прямо-таки вьюнош!» – с некоторой иронией, но не без гордости подумал он о себе, обнимая Альв.

Обнимать ее ему отнюдь не надоело, и это тоже намекало скорее на безумства и нетерпение юности, чем на трезвый взгляд зрелости.

– Проголодалась?

– Да! – улыбнулась Альв. – Я быстро все усваиваю, сколько ни съем. Во всяком случае, так мне кажется.

– У меня в погребе, на льду, пельмени с олениной припасены. С зимней охоты остались…

– Пельмени – это пирожки? – спросила Альв, разумеется, не знавшая ни этого слова, ни этого блюда.

– Не совсем… – смутился Яков. – Легче показать, чем объяснить… Пошли!

Но оказалось, что до ужина еще далеко. Не успел Яков открыть дверь, как увидел направленный на него револьвер.

– Руки поднимите, пожалуйста!