Алтын-Толобас

– И так торопились, что даже не заинтересовались левой половиной документа… – Магистр сделал паузу. – При том что в правой поминаются Иванова Либерея и Замолей. Конечно, откуда специалисту по русской медиевистике знать, что означают эти странные слова?

Ирония подействовала. Архивист сделался еще бледнее, облизнул губы, сглотнул.

– Так что скажете, коллега? – спросил Фандорин, уничижительно выделив последнее слово. Сейчас он этому Моцарту с удовольствием не то что руку голову бы свернул. Жаль, воспитание не позволяло.

– Я… Клянусь, я не знаю, кто и зачем пытался вас убить, – тихо произнес Максим Эдуардович. – Я сам был в шоке, когда узнал. И испугался. То есть, у меня есть одно предположение, но…

Он оглянулся на молодых людей, неподвижно стоявших с двух сторон от автомобиля.

– Послушайте, кто вы? Ведь эти люди не из ФСБ?

Фандорин вспомнил уместную фразу из одного старого советского фильма, который когда-то видел на ретроспективном кинопоказе в Челси.

– Вопросы здесь задаю я.

Сработало! Архивист втянул голову в плечи, два раза кивнул.

– Хорошо-хорошо. Я всё вам объясню, с самого начала… Разумеется, вы правы: когда три года назад я получил кромешниковский фрагмент, я страшно заинтересовался этой находкой. Упоминание о «Математике» Замолея, книге из Дабеловского списка, которая ни в каких иных источниках не упоминается, в сочетании со словами «Так найдешь Иванову Либерею» меня потрясло. Я неделю не мог ни есть, ни спать! Вы сами историк, вы меня поймете… Но дело еще в том, что я усмотрел в этом событии перст судьбы, некое мистическое совпадение! …Сейчас объясню. Извините, я волнуюсь, поэтому получается сбивчиво. Дело в том, что как раз в то время у нас тут начался очередной бум «либерейной лихорадки», как я ее называю. Журналисты снова откопали эту старую историю, опять нашлись энтузиасты, собрали какие-то частные средства, даже создали городскую комиссию. И я консультировал эту комиссию в качестве эксперта. Каково совпадение, а? Нет, то есть ничего сверхъестественного в том, что пригласили именно меня, нет – скажу без ложной скромности, что я ведущий специалист по архивным документам и книжному делу этого периода. И то, что интригующая половина грамотки попала именно ко мне, в отдел обработки, тоже естественно. Но меня поразило совпадение по времени! Понимаете, как раз незадолго до этого, устав от дилетантского усердия искателей Либереи, я сделал на комиссии разгромный доклад, в котором убедительно доказал, что никакой Библиотеки Ивана Грозного нет и не было. И вдруг – на тебе! Ко мне в руки попадает несомейшее доказательство того, что Либерея существовала и была спрятана где-то в Москве. Разве не чудо? Разве, прошу прощения, не промысел Божий?

Всё это звучало вполне правдоподобно, однако сразу же возник вопрос.

– Почему вы не сообщили о своей находке в комиссию?

Болотников замялся.

– Этому сборищу полоумных энтузиастов и невежественных хапуг? Нет, с ними я не желал иметь никаких дел. Я… Да что лукавить! Я усмотрел в этой находке Шанс. Тот самый, великий, о котором мечтает всякий историк. Сделать открытие, которое останется в веках. – Взгляд архивиста загорелся азартным блеском. – Доказать, что библиотека Ивана Грозного существовала! Убедительно, неоспоримо! Опровергнуть и Белокурова, и Забелина и всех прочих классиков! Но для этого требовалось время, много времени и много работы. Нужно было выстроить доказательную версию. И она у меня возникла!

Максим Эдуардович возбужденно подался вперед. Он был уже не бледен и съежен, а совсем наоборот – раскраснелся, жестикулировал, на мальчиков за окном коситься перестал.