Альтер эво

Судя по тихому, но выразительному выдоху Оскара позади них это – очень хорошее предложение. Однако даймё не спешит прыгать и хлопать в ладоши:

– Откуда же они у тебя самого?

– Я хорошо знаю всех троих, – сухо отвечает Давид. – Мы росли вместе. А младший Нефедов многовато болтает под орто, а употребляет, случается, не в тех местах. Сведения точные, и всегда можно проверить.

Даймё скептически покачивает головой:

– Нефедовы с трех часов ночи в полиции. Сейчас полдень, и все люди, которые были их людьми, уже давно стали людьми полли.

Теперь качает головой Давид:

– Игорь Нефедов уже терпел поражение и всякий раз возвращался. Он делец. Он будет молчать, потому что захочет сберечь тылы на будущее. А его братец – берсерк, который скормит свою правую руку ротвейлеру, просто чтобы показать конвоирам, с кем они связались.

Оскар за спиной Майи одобрительно хмыкает, выражая согласие с приведенной аргументацией.

– Так что же ты хочешь в обмен на этих троих? – спрашивает мужчина в вязаном кардигане.

– Дополнительное направление в открытой кредитной линии. Сумму и целевое назначение я назову.

– Как будто бы у тебя есть открытая кредитная линия, – покачивает головой тот, кого Давид называет даймё. – Можно подумать, она есть хоть у кого-то в радиусе километра – за вычетом одного человека, конечно. – Он снова бросает взгляд на Майю, а Оскар позади издает негромкий смешок.

Вот в этот самый момент Майе и становится дурно.

Она вдруг ясно понимает, что мужчина в бордовом кардигане не собирается помогать. Даже не понимает – она видит это так же четко, как одновременно видит и его самого. Это похоже на очередное ее наваждение, вроде тех страшных картинок, которые начались в детстве с падения в пруд и донимали ее после этого несколько лет, а потом прошли, а потом вернулись снова, и буквально несколько часов назад она вспомнила, после чего они вернулись.

Сейчас немножко иначе. Сейчас Майя видит одновременно и реальное, и иллюзорное (хотя оно ровно такое же настоящее, как и то, другое, и разница только в том, какая реальность появилась раньше, потому что первичное Майин мозг оценивает как истинное). Она видит, как человек, которого называют даймё, делает шаг к столу, почти вальяжно выдвигает ящик, достает оттуда компактное оружие с коротким стволом и направляет на Давида. Причем целит даже не в голову, а куда-то в живот, как будто ему лень поднимать так высоко и потом еще держать на весу руку. В этот же момент Майя чувствует, как к ее собственному затылку прижимается что-то, что не может не быть оружием Оскара.

Одновременно с этим ничего подобного не происходит. В «реальной» реальности (той, что появилась раньше; той, что непрерывно связана с реальностью поездки сюда и предыдущими реальностями по причинно-следственной цепочке) мужчина в кардигане молча потирает подбородок и мысленно оценивает предложение Давида. Либо делает вид.

Господь всемогущий, чтоб меня, думает Майя. Да так ведь и крышей потечь недолго.

Я должна что-то сделать, думает Майя, а то та, вторая, реальность стопроцентно станет первой, вот нутром чую, так и будет.

– Не надо, – хрипло произносит она.

Даймё медленно поворачивает голову и смотрит на нее как на заговорившую лопату. Давид остается внешне невозмутимым, но Майя чувствует изменение в окружающем его поле и понимает, что он приготовился.

– Прошу, развейте свою мысль, – учтиво предлагает даймё. – А то как-то ни хера, простите, не ясно, что вы имели в виду.

Майя вдыхает поглубже и переставляет левую ногу поудобнее. Она уже знает, что это было зря. Необъяснимо, но почему-то само то, что она вообще заговорила, уже склонило чашу весов – и не в их с Давидом пользу.

– За что вы злы на него? – спрашивает она, просто чтобы продолжать говорить. – На Давида. Что он вам сделал?

Мужчина в бордовом кардигане поднимает брови:

– Я вовсе не зол на него, милочка. Просто, боюсь, он неверно оценил природу наших взаимоотношений. Те, кто мне служит, вправе рассчитывать на определенные милости с моей стороны. Но я не торгую со своими слугами – тем более с бывшими. Предположить обратное означает проявить неуважение. А я не люблю неуважения.

Майя и рада бы воспользоваться сейчас каким-нибудь тайным языком знаков, чтобы предупредить Давида, но приходится работать с тем, что есть. Поэтому она просто произносит вслух:

– Он будет давить на тебя, угрожая мне, пока ты не отдашь ему тех троих задаром. Тогда от меня он избавится, а тебя хорошенько помучает – отрежет нос либо что-то другое, он еще не решил, – и потом предложит на выбор либо вернуться к нему, либо тоже умереть.

Майя понимает, что никто в здравом уме не станет реагировать на подобный бредопоток нервной женщины, а значит, им конец.