Акварельный фиолетовый воздух пропал, лимонный кисель под ногами растворился, и Марк завис в воздухе.
Вопрос, по меньшей мере, странный. Конечно же, Майя знает, что была война. Само собой. Кто не знает?
С другой стороны, пока они проходят через турникеты на вокзале и выбираются на улицу, она чувствует все меньше уверенности на этот счет. Все очень неточно. Информация по этой теме, сохраненная в ее памяти – какая-то обрывочная, неяркая. День «К» – вот он точно был. И еще вроде бы пандемия. Много людей умерло. От болезни, а не от войны. Ведь так? Хотя война – она как будто тоже начиналась, но почему-то теперь кажется куда менее реальной. Менее заметной. С кем хоть воевали, это-то она должна знать?
– Да, да. – Оказавшись на другой стороне вокзала, Давид легонько дергает ее за рукав, поворачивая к подземному переходу. – Можешь не напрягаться. Я сам-то так и не понял, кто там с кем и за что. А у меня ребята с района там остались, между прочим. И брат.
– Мне жаль, – тихонько говорит Майя, когда до нее доходит смысл слова «остались», и Давид пожимает плечами:
– Это социотех, детка. Так он и работает.
На улице еще темновато, а в переходе так и вовсе мрачно, и Майя этому рада: можно не реагировать на «детку» – все равно он не увидит.
– Но нельзя же просто взять и…
– Можно-можно, – заверяет Давид. – Можно ведь сделать такую рекламу газировки, что хочешь не хочешь, а купишь? Формировать общественное мнение несложно – было бы только людей достаточно много. В стране. На планете. Когда людей много – им самим ничего не видно, понимаешь?
– Но это не общественное мнение, – неуверенно спорит Майя. – Это же, наоборот… В смысле, заставить забыть, это не то же самое…
– Тебя не заставляли забыть, – пожимает плечами Давид. – Просто скорректировали значения. Вроде что-то и было, но не такое уж важное, да? Плюс внесли как можно больше неоднозначности. Я тебе так скажу: я сам почти уверен, что война была далеко не единственная. А самое плохое – знаешь, что? Возможно, она еще и не закончилась. Может, мы воюем постоянно. Непрерывная, вялотекущая война, которая тянется уже много лет подряд.
– Да с чего ты взял? – Майя хмурится, в последний момент успев не наступить в какую-то… какое-то…
– Я ведь живу здесь, не в молле. – Давид идет впереди, тротуар узкий. – Мне хоть что-то удается увидеть своими глазами. Молл – он, знаешь, накрыт таким особым волшебным информационным пузырем. Все, что там витает в воздухе, все сведения, все новости – они очень… Мистические. Непостижимые. Неоднозначные. Где воевали, на севере? Да. На юге? Тоже да. Так на севере или на юге? Ай, это все для отвода глаз, правительство скрывает, на деле-то на западе воевали. С кем и за что? С левыми за право. А, нет, с серыми за черное. И так далее.
– Но зачем?
Внимание Майи разрывается между разговором и зрительными впечатлениями. Район, по которому они идут – очевидно, абсолютно, стопроцентно непокрытый. Хотя на техногенные трущобы из фильма про Змея Плискина, которые Майя себе навоображала, это вовсе не похоже. Просто здесь все такое… попользованное. Ветхое. Кое-где – по-хорошему ветхое (двери трехэтажки, мимо которой они проходят, сделаны из дерева, и лет этак сто пятьдесят назад, и висят себе с обшарпанной краской, причем один ее слой выглядывает из-под другого живописной мозаикой). Кое-где – по-плохому (фонтанирующие мусором урны, щербатый асфальт, панельные дома с угрюмой отваливающейся облицовкой).
– А зачем бы нет? У ИИ все под контролем, и вам, простым честным заемщикам, совершенно не о чем беспокоиться. Так стоит ли забивать себе голову, если можно пойти и купить… э-э, мультиварку? – Майя слышит в его голосе эхо насмешки и сердится, но через миг Давид уже снова доброжелателен и открыт: – Возвращаясь к нашим рыбакам: возможно, они считают, что социальное напряжение – не такая уж плохая вещь. А может, по делам фирмы приехали – вести вооруженную корпоративную активность по поддержанию мира. Осторожно. – Он, не глядя, тянет руку назад и касается Майиного бока, предупреждая о глубокой заполненной водой яме. – На самом деле я ни в чем не уверен: со служивыми, к сожалению, довольно сложно общаться.
– А ты сам не служивый? – спрашивает Майя, огибая лужу.
Давид отвечает с небольшой задержкой:
– Не годен согласно ИИ-оценке. Повезло.
Но особой радости в его тоне не слышно, и в этот момент Майя, как ей кажется, начинает понимать – и татуировки, и раскачанный торс, и работу с оружием. И брат ведь. Да уж, повезло.