Голем наконец продышался и попытался сказать что-то – то ли озвучить угрозу в духе «ты-пожалеешь-мы-еще-встретимся», то ли проверить, функционируют ли связки, – но Китин не стал его слушать, а просто пошел на бугая и своим магнитным полем буквально выдавил его в коридор, а оттуда на лестницу.
После чего, захлопнув и заперев дверь, обернулся к Марку и покачал головой:
– Вы страшный человек, Самро.
– Не каждый день, – стараясь дышать глубже, возразил Марк. – Только когда недосыпаю.
Майя слышит, как ворона Марк беснуется на балконе. И это ее совершенно не трогает. Сейчас ее беспокоит другое.
Не поведение Степана, который сегодня был таким, словно и не лечился столько месяцев подряд.
Не Давид, который, как выясняется, один из этих – ну, из тех, которые как бы из стран третьего мира, только у тебя в городе. Социотех обычно создает вокруг них контекст смут, беспорядков, дикарских выходок и общей неблагополучности, и в итоге, столкнувшись нос к носу, не понимаешь, как к ним относиться.
Не родители, которые перевернулись бы в гробу (автокатастрофа), узнав, что у нее на уме.
Не доктор Эков, который говорил ведь: «Чтобы не стать заложником хронического стресса, научись отпускать ситуацию; игнорируй то, размышления о чем вызывают тревогу», – и что же это она, спрашивается.
И даже не Эль Греко, который – совсем темная личность, ничего не понятно с ним.
Другое.
Она заваривает себе сбор с тимьяном и перечной мятой, но беспокойство никуда не девается.
Ворона Марк рассказала ей страшные вещи – то есть вещи, которые были бы страшными, если в них верить. А верить в них смешно. Говорящая птица-посланец из другого мира? Эволюция Вселенной? Нестабильность собственного мира Майи, из-за которой планета запросто может взять и раствориться в эфире, просто погаснуть себе разом, вместе с морями и континентами, людьми, животными и желтыми березами? Нет, ну вы серьезно?
Как раз это Майю и беспокоит. Она верит.
Она верит, потому что вроде бы уже знала об этом. Она не может понять, откуда. Когда в ней появилось это знание. И как она могла об этом позабыть. Вот это тревожит особенно. Что она забыла?
С остывающей чашкой Майя неподвижно сидит за кухонным столом. Она отдает себе отчет в том, что последнее время слишком много сидит и рефлексирует вместо того, чтобы идти и делать. Такая вот принцесса датская. Переживает. Слушает всяких там. Эль Греко, ворону Марка, Лиру. Тогда как давно уже надо пойти и…
Все это странно перекликается со словами Степана. О том, как все заканчивается и начинается на том же месте; он сказал – видел такое. Можно предположить, что речь о времени, проведенном под орто, и тогда разговор ни о чем: под орто можно увидеть все что угодно, хоть второе пришествие, хоть первое, это в том числе галлюциногенный наркотик. Но почему Степан видел именно это?
Мысли Майи путаются. В голову лезет всякая ерунда, блики на воде, черно-белый полосатый купальник. Что это еще за чушь? Нет-нет-нет, не надо нам этого, никакой воды, никаких купальников.
Она точно знает, что, когда Степан заторчал, он уже жил сам по себе, и она тоже, а до автокатастрофы родителей оставалось еще года два. Она точно знает, что никогда не принимала психоформных веществ, ни со Степаном, ни без.
Но она видит говорящую ворону. Хм, да, контраргумент. Злая шутка чайной компании – грибы в улуне?
Майя подносит чашку к губам, держит несколько секунд, ставит, нетронутую, обратно.
Что же она забыла?
Марк ссыпал в джезву чуть ли не треть пачки кофе и поставил на самый слабый нагрев. Сейчас он уже не просто очень устал, а устал смертельно. В специальной чугунной держалке на кухне висела пара-тройка бутылок какого-то мужского алкоголя, который расходовался крайне медленно, поскольку Марк не любил пить в одиночестве. Он взял бутылку наугад и плеснул в чашки, не уточняя. Провел изыскания в холодильнике, где, естественно, ничего, кроме треугольных сэндвичей, найтись не могло. Не без изумления обнаружил в морозилке шоколадно-протеиновый батончик, нарезал его на дольки, вынес вместе с кофе в гостиную и водрузил на низкий столик между кресел.
Китин устроился на прежнем своем месте, настолько спокойный и расслабленный, что, казалось, готов будет при необходимости просидеть так до альтернативной гибели мира. Марк занял второе кресло, откинулся и почувствовал, что через секунду уснет. Выпрямил спину, сполз на краешек сиденья и потянулся за ломтиком батончика. Надо бы поставить какой-нибудь бодрый виниловый диск, но Китин и музыка у Марка в сознании не сочетались друг с другом совершенно.
– Олег Иванович, не сочтите за неуважение, но какого хрена вы забыли у меня дома?
Китин пригубил кофе, качнул головой и цокнул языком.
– Я звонил вам, Марк. Дважды.
И то правда. Звонил. А Марк не брал трубку и не перезванивал, зная, что с клиентами так категорически нельзя. Но тогда он еще надеялся, что вот-вот прорвется к нужной информации, что на это требуется лишь день-другой.
Тут до него дошло:
– Так вы в итоге пришли сюда, чтобы…