Алтарь Отечества. Альманах. Том 4

Был лётный день, учебно-боевая подготовка была запланирована обширная. Звено старшего лейтенанта Смирнова отрабатывало бомбометание. Накануне собрали последние самолёты И-153 («Чайка»). Лётчики и техники были довольны новой материальной частью. В отличие от старых самолётов, новые были с большим преимуществом: убирались шасси, улучшен центроплан, это уменьшало лобовое сопротивление, увеличивалась скорость, маневренность. Техникам легче было запускать двигатель за счёт сжатого воздуха. Всё шло нормально, и вдруг несчастье – разбился лейтенант Ильюхин. Он отрабатывал максимальный набор высоты, поднялся на высоту 3000 метров, позабыл включить кислородное питание, потерял сознание от кислородного голодания и разбился вместе с самолётом. Полёты были прекращены.

На сигнал «ЧП» приехал из Ленинграда инспектирующий ВВС КБФ. Он присутствовал на очередном лётном дне. Было запланировано бомбометание на полигоне, инспектор находился там, возле полотнища оповещения.

Чтобы получить «добро» на бомбометание, лётчик смотрел на большое полотнище в виде буквы «Т». Если полотнище разъединено, то есть верхняя часть отделена от нижней, бомбометание производить нельзя, можно только в том случае, если буква «Т» целая. Инспектор с командой, находясь в зоне бомбометания, забыли разъединить полотнища. Александр Скачков заходил на бомбометание, увидел, что полотнища соединены и произвёл бомбометание. От прямого попадания инспектор погиб на месте. Полёты прекратились.

Лётчик Скачков едва оправился от ранений во время войны, позже всех приступил к учебной программе и теперь на его голову такое несчастье! Он был отстранён от полётов, на него было заведено уголовное дело. При доказательстве вины семье угрожало бедственное положение.

– Надо заготовить дров, – сказал он жене, – трудно будет тебе заготовить их одной на зиму.

– Сходи к мотористам, попроси помочь, – сказала жена.

Скачков пошёл в казарму, Василий Тимарёв охотно взялся помочь. Поехали в лес, Василий управлял конём, Скачков сидел на телеге, склонив голову от тяжёлых дум.

– Что будет, что будет! – повторял он про себя.

Всё шло нормально, но вот наехали на ледяное покрытие, конь был не подкован, упал, разбил губы, сильно ушиб селезёнку и пал.

– Горе не приходит одно, – сказал Скачков и пошёл заявлять начальству. Шёл медленно, еле держался на ногах, на лоб скатилась мокрая прядь волос.

Василий Тимарев тоже пошёл в казарму, поделился горем с ребятами, ему посочувствовали. Подошёл друг, Кирилл Голубенко, глубоко вздохнул и сочувственно сказал:

– Вася, если бы конь разбил только зубы, можно было бы поставить ему искусственные, за твой счёт, конечно.

Кирилл горько вздохнул от безысходности, что дело не поправить. В кубрике долго стояла тишина. Но вот каждый представил себе коня с искусственной челюстью, это показалось так смешно, что в кубрике от смеха задрожали стёкла окон. Не смеялись только двое – Василий и Кирилл.

Гарнизон был в трауре, все переживали за семью Скачкова и убитого инспектора. Позднее приехал следователь и объявил, что лётчик Скачков в гибели инспектора не виновен, во время учения полотнище не было разъединено по инструкции, что позволило лётчику произвести бомбометание. Инспектор должен был обратить на это внимание. В дисциплинарном порядке была наказана вся команда полигона, уголовное дело на Скачкова было прекращено.

Среди лётчиков и техников Егор Буранов значился женатым. Уходил на службу из дома в чистой одежде, на службе переодевался в рабочую, после работы тщательно мылся, переодевался в форменную, даже одеколонился, чтобы заглушить запах бензина, и приходил домой чистым. В раздевалке оставлял пару чистого белья, а грязную относил стирать в деревню. Всё шло по плану, но однажды его молодая жена узнала, что он носит стирать бельё в деревню.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она.

– У многих от запаха бензина болит голова, – оправдывался Егор.

– Больше этого не делай, я тебя люблю всякого, и чистого и грязного. Понял?

Вечером сходили в кино, легли спать, а рано утром их разбудило тревожное завывание сирены.

Чёрный репродуктор на стене громко оповещал: «Боевая тревога! Боевая тревога!». Егор быстро соскочил с кровати, мгновенно оделся, поцеловал жену и выбежал. Перепуганная Люба, не зажигая света, смотрела в окно на бежавших лётчиков и техников. Её всю трясло от страха. Выйдя в коридор, она постучала в соседнюю квартиру, где жила семья начтеха В.Н.Букреева. Дверь ей открыла мать Букреева.

– Ирина Ивановна, что это такое? – спросила Люба дрожащим голосом.

– Привыкай, милая, это учебная тревога. Их часто проводят, отрабатывают быстрый сбор лётчиков и техников. Успокойся, всё будет хорошо. Нелёгкую ты выбрала жизнь, – продолжала Ирина Ивановна, – мой сынок служит давно, а у них вещей почти нет, в два чемодана всё помещается. Частые переезды и тревоги, тревоги – вот и вся их жизнь. Невестка Наташа работает на телефонной станции, детей у них нет, Бог не дал.

– Спасибо, Ирина Ивановна, вы меня успокоили.

– Приходи, милая, всегда буду тебе рада.