Читаем Альпийский синдром полностью

– Нет, все в порядке, – отозвался я и, упреждая незваного помощника, протрусил через дорогу к грузовику. – Если подвезете в город, буду весьма признателен.

– Так нужна помощь или нет? Сколько вас там? – переспросил крепыш, вытягивая шею и через мою голову взглядывая на место аварии.

У него был цыганисто-цепкий, все подмечающий взгляд, и я невольно насторожился: только такого, ушлого и назойливого, мне теперь не хватало!

– Двое нас, сколько же еще, – сказал я, забираясь в кабину грузовика – не без труда, оберегая плечо и не выпуская из левой руки тяжелый дипломат, – и поторопил, заискивающе улыбаясь: – Едем, что ли?

Водитель нехотя забрался в кабину, хряпнул дверцей, тяжко вздохнул и заскреб заскорузлыми пальцами за ухом, явно колеблясь, обдумывая что-то и взмахивая вслед мыслям клокастыми, широко раздвинутыми бровями. Ему явно не нравилось происходящее, недоумение сменялось недоверием – как ко мне, так и к оставшемуся на дороге Игорьку, – и сомнения одолевали его: не станет ли соучастником, не увезет ли с места происшествия человека, может статься, виновного в случившемся и пытающегося скрыться от правосудия. Но сомнения были неверные, смутные, как и обстоятельства аварии, которой он не видел.

Торопясь развеять эти сомнения, я небрежно попросил отвезти меня в транспортную прокуратуру. Водитель, подозревавший иное, глянул на меня из-под бровей: куда? так ли понял? – но черты лица стали у него отмякать, а взгляд сделался любезным.

«Что, брат, не по зубам? – не без изрядной доли злорадства подумал я. – Решил меня гаишникам сдать? Ужо тебе, хитрован!»

– Это мы сейчас, это мы мигом! – заспешил водитель, лязгнул педалью газа и лихо крутанул баранку. – Что же, своя машина или как? – не утерпев, сочувственно поинтересовался он.

– Или как… – отрезал я, всем своим видом давая понять, что разговор на тему аварии окончен.

Миновав городскую черту, а вместе с ней нечеткую полосу дождя, грузовик запрыгал по выщербленному, в глубоких выбоинах асфальту. Слева по ходу машины проскакали унылые кресты городского кладбища, справа – вагончик без колес, установленный на невысоком фундаменте, с самодельной вывеской у входа «Корчма», автозаправка, продмаг. Затем дорога вильнула – и с обеих сторон потянулись одноэтажные приземистые дома, заборы, сараи, курятники, гаражи.

От толчков и подпрыгиваний плечо стало ныть тупо и непрестанно, – и я, зажав ногами дипломат, обхватил предплечье левой рукой и продолжал ехать так, рискуя на очередном подскоке взлететь и треснуться макушкой о потолок или выбить о панель приборов передние зубы.

«Нечего ныть. Сам виноват, стало быть – терпи. Одно отрадно: sentio, ergo sum – я чувствую, значит, я существую. А ведь всего этого, в том числе боли, могло уже не быть для меня. Следовательно, да здравствует боль!» – увещевал себя я.

Но увещевания мало помогали, а назойливые мысли о смерти вгоняли в тоску. И я гнал от себя эти гребаные мысли: глядел через грязное стекло на чужой город, беспокоился о Ключареве – застану того в прокуратуре или нет, сможет ли помочь? – думал и о том, чем вся эта история может закончиться для меня. Разумеется, ничем хорошим. Хотя, если рассудить здраво, главное в этой ситуации, что все живы и здоровы, что бы ни случилось потом. Да, что бы ни случилось потом…

– Черт подери! – внезапно вырвалось у меня.

Я вдруг с досадой вспомнил, что Ключарев, транспортный прокурор, с которым я был дружен еще по институту, ушел в отпуск и собирается своим ходом на юг, – так что теперь он, должно быть, где-то на гаражах, готовит машину в дорогу.

Шофер искоса покосился на меня и заискивающим тоном спросил:

– Что, трясет? Дорога, чтоб ее…

Давай, рули! – неприязненно отмахнулся я, а про себя повторил: «Черт подери!» Кроме Ключарева, мне в этом городе не к кому было обратиться. А что если и вправду не застану его на месте?

Так и вышло. Дверь неказистого, сложенного из бурого кирпича здания прокуратуры была распахнута настежь, у входа торчала унылая, как засохшее дерево, фигура помощника прокурора Сергунько, и, выбираясь из кабины, я с трудом поборол неподобающе кислое выражение, проступившее на лице от предвкушения предстоящего разговора. Увидав меня, Сергунько ничуть не удивился. С философическим равнодушием опершись о перила крыльца, он дождался, пока я поднимусь по ступенькам, и, пыхая жеваным недокурком, небрежно подал мне три вялых, засушенных пальца и тотчас отдернул руку, словно общался с больным проказой.

«Здравствуй, старый хрыч!» – молча покривил губы я, не утруждаясь общением вслух.

«Привет, зануда! – смерил меня недобрым взглядом Сергунько. – Чего приперся? Ключаря все равно нет, Ключарь нынче в отпуске…»

Перейти на страницу:

Похожие книги