Альпийские сказки

— Говорю тебе, не крала! Больно мне надо превращаться по ночам в кошку! Мне больше нравится быть совой. А для этого мне достаточно натянуть мои красные перчатки. И потом, ты ведь можешь превратиться в мышь и дать себя съесть какой-нибудь кошке. Тогда в животе у кошки ты сама превратишься в кошку.

— Дура! Сама не соображаешь, что говоришь!

— Соображаю получше твоего! Я-то не забыла, как превращать камешки в лягушачью икру, и как раздуть лимон до размеров тыквы, и рецепт трех цветков арники!

— Ну да! У тебя последний раз вместо лягушачьей икры получились муравьиные яйца!

— С годами начинаешь путаться во всех этих метаморфозах. Память уж не та… Ты-то хоть помнишь, как бедняжка мышиный Король намедни упрашивал тебя вернуть ему прежний облик?

Последняя фраза как громом поразила девушку, превратившуюся в кошку. Ей хотелось узнать об этом побольше, но колдуньи помирились и ушли прочь, а она не решилась последовать за ними.

Свадьба

евушка-кошка вернулась в свою хижину и коротала унылые часы, греясь у очага (так как зима снова вступила в свои права), вылизывая шерстку и гоняясь за парой-тройкой полевок.

Однажды вечером она столкнулась нос к носу с мышиным Королем. Она тут же его узнала по короне и золотому колечку на хвосте. Но не тронула, а обратилась к нему с учтивой речью:

— Друг мой, вы должны меня вспомнить. Я — та девушка, что была вашей доброжелательницей. По несчастной случайности я, сама того не желая, превратилась в кошку. Я слыхала, что и вы когда-то были не тем, кем являетесь теперь.

— О да! — вздохнул он. — Я был прекрасным юношей.

— А!.. — сказала она. — Охотно верю.

— Но я должен вам кое в чем признаться… (он медлил в нерешительности).

— Говорите. Не бойтесь! — ободрила его она.

— Так вот: я был тем юношей, который вас когда-то бросил! Простите ли вы мне мою неверность?

— Да.

— С тех пор я претерпел много несчастий. Раз любовь наша взаимна, давайте помогать друг другу, отправимся на поиски колдуний и попытаемся, пользуясь их тайными знаниями, вернуть себе человеческий облик.

Увы, две колдуньи с большими ногами теперь работали продавщицами в ларьке на автомагистрали. Они напрочь забыли все свои колдовские секреты, и синие эспадрильи, и красные перчатки. Они все же попробовали припомнить какие-то заклинания:

«Серый конь, мышастый конь,
Скок-поскок, галоп и рысь,
Раз и раз, вырос рис,
Барбарабарис!» —

сказала одна.

«Саперлипопет,
Саперлапопат,
Сокколи шоколад», —

сказала вторая.

И хором:

«A-а пич-чала!
A-а пич-чала!
О ра ри ра,
Чи-ка!»

Но ни одно из заклинаний, наверняка перевранных, не сработало.

Влюбленным суждено было навеки остаться: ему — мышью, а ей — кошкой. Однако они единодушно решили все-таки соединить свои судьбы. Свадьба получилась очень оригинальная. В празднестве участвовала стая мышей, все в кошачьих масках, а кошка дала клятву никогда ни одну из них не трогать.

Супружеская пара и теперь еще живет в лесной хижине, и я сама (да-да, дети мои) видела их сегодня утром, гуляя в тех местах. Она чего-то ждала, не знаю уж чего, сидя под большой сосной за амбаром, и показалась мне прямо-таки красавицей. А он… я видела, как в тени блеснули черные глазки и маленькая золотая корона, и полагаю, что это был мышиный Король.

Но я уверена, что они живут счастливо, немножко мучая друг друга каждый на свой лад.

Этакие кошки-мышки.

днажды декабрьским утром мадемуазель Пимпан, продавщица мелочной лавки в маленьком городке, с удивлением услышала какое-то постукивание в подсобном помещении.

Может быть, залетевшая птица бьется в окно? Или какой-нибудь шутник стучит в ставни? Нет. В конце концов она поняла: источник звука — одна из пяти коробок, полученных накануне из Италии.

— Не иначе как одна из кукол, — сказала мадемуазель Пимпан.

Она прислушалась, навострив ушки — очень изящные и украшенные сережками в виде звездочек.

— Третья!

Продавщица развязала тесемку и не без опаски приподняла крышку.

— Осторожно! — послышался серебристый голосок. — Вы испортите мне прическу!

Из-под розового органди пышного платья, подол которого, завернутый сзади, прикрывал ей лицо, выглянула кукла. Прехорошенькая, но взбешенная. Ее серые глаза метали крохотные бирюзовые молнии, а цвет лица — золотистый, как у девушки, побывавшей на морском курорте, — грозил перейти в алый.

— Ну ничего себе! — сказала мадемуазель Пимпан.

Она не могла удержаться от улыбки при виде такой свирепости. Кукла, хоть и большая по кукольным меркам, была ей едва ли по колено. Но чтобы кукла говорила — такое она видела впервые в жизни. Однако благоразумная мадемуазель Пимпан ни словом о ней не обмолвилась ни соседкам, ни покупательницам, которые начали появляться в лавке.

— Молчи! — шепнула она кукле. — Я сейчас вернусь.

Отпустив покупательниц и оставшись одна в лавке, она подумала, что все это ей приснилось. Но голосок из подсобки скоро вывел ее из заблуждения:

— Я хочу отсюда выйти!