Альпийская рапсодия

— Но, фрейлейн Риверс, такое заявление смахивает на богохульство! Бог дал нам прекрасную землю, деревья и цветы, чтобы утешать нас в невзгодах. Солнечный свет — такое великое богатство, от него нельзя отказываться. Вы молоды, ваши чувства живы, вас окружает прекрасная природа, вы не терпите лишений. Разве за все это вы не должны благодарить судьбу?

— Когда так много людей лишены всего этого… почему же вы не закончили свою расхожую фразу? — обиженным тоном произнесла она. — Неужели вы думаете, что подобные размышления могут кого-нибудь утешить в минуты личного горя?

— Это должно помочь.

— Ну так вот мне не помогает, а если я захочу услышать проповедь, то я пойду в церковь.

Легкий румянец выступил на щеках Ивлин, ее черные глаза засверкали. Хотя она испытывала лишь возмущение, но все же этот человек сумел вывести ее из уже привычного состояния апатии. Результат был поразительным: безжизненная статуя вдруг ожила.

— Значит, вы ходите в kirche[2]? — спросил он, и девушка покраснела, потому что на самом деле не была на службе со дня своей трагедии, считая, что Бог покинул ее.

Его взгляд был чуть насмешливым, но скоро в нем появилось восхищение. От внимательного взгляда незнакомца не ускользнуло ни изящество благородного овала ее лица, ни выразительность ее черных глаз, оттененных длинными ресницами.

— У вас была любовь, и вы ее потеряли? — предположил он.

Опустив глаза, Ивлин печально произнесла:

— Мое сердце умерло.

Незнакомец спрятал легкую улыбку. Ему случалось и раньше слышать подобные утверждения от девушек, которые через несколько месяцев выходили замуж за кого-нибудь другого.

— Сердце не может умереть навсегда, — мягко сказал он и указал на цветы на лугу. — Каждую зиму эти цветы умирают, но весной они появляются вновь. Ваше сердце еще оживет.

— Я не хочу, чтобы это случилось, — страстно воскликнула Ивлин. — Я не хочу опять страдать.

— Да, но такова жизнь. Лучше страдать, чем находиться в летаргии, а если существует страдание, то существует и блаженство.

— Не для меня. — Она прижала руки к груди. — Мне больше никогда не суждено испытать блаженство. — Теперь перчатка на руке Ивлин стала заметна, и незнакомец с любопытством посмотрел на нее.

— Никогда — слишком категоричное утверждение, фрейлейн Риверс. Могу я узнать, сколько вам лет?

Погруженная в свои переживания, Ивлин машинально ответила ему.

— Двадцать пять! — воскликнул он. — Это же не возраст! Ваша жизнь еще не достигла полного расцвета. Поверьте мне, фрейлейн, вы еще узнаете счастье, если перестанете цепляться за свое горе. Это же трусость.

Глаза Ивлин засверкали от возмущения. Все эти печальные месяцы она вела себя сдержанно и достойно. Она не пыталась переложить бремя своего горя на других. Она только просила, чтобы ее оставили в покое… в полном покое. И вдруг этот человек, этот незнакомец, которого она встретила совершенно случайно, не только стал читать ей нотации, но еще и обвинил в трусости.

Не желая отвечать ему, девушка встала.

— Мне пора идти, — сказала она.

Незнакомец тут же вскочил на ноги. Только теперь Ивлин заметила, что он на целую голову выше ее, хотя и она была далеко не маленькой. Это открытие порадовало ее; рост незнакомца позволял ей почувствовать себя изящной и хрупкой. Мужчины маленького роста всегда смущали девушку — женщина должна смотреть на мужчину снизу вверх, а не наоборот. Ивлин сразу же мысленно отругала себя за такие мысли. Какое это имеет значение, высокий он, низкий или горбатый? Ей это совершенно безразлично.

— Могу я проводить вас? — спросил он.

— Я предпочитаю идти одна.

Он упрямо сжал губы. Этот человек не привык, чтобы ему возражали.

— Все равно я провожу вас до дороги.

Ивлин равнодушно пожала плечами.

— Я не могу вам запретить.

Ведущая вниз тропинка была крутой и усыпанной мелкими камешками. Во время таяния снегов с гор сходили лавины, а как справедливо заметил ее спутник, ее босоножки не были предназначены для прогулок по горам. Стараясь держаться независимо, Ивлин шла слишком быстро и неосторожно. Она споткнулась и обязательно упала бы, если бы незнакомец не поддержал ее.

— Осторожнее, фрейлейн. — Он взял девушку под руку. — Обопритесь на меня.

Его поступок смутил Ивлин. Близость этого человека, прикосновение его крепкой мускулистой руки заставило ее почувствовать мужскую силу, исходившую от него. Мягкая страстная натура девушки, скованная горем, вновь ожила. Как майское солнце растопило последние зимние снега, так и ее чувства пробудились к новой жизни.