Я свободна. Рухнул последний плен глагола. Самолёт поднимется с песка отлива, где меня почему-то уже нет. Осознанное становится сутью. Однозначное и костяное. Съеденная мякоть дней. Добираешься до твёрдой сердцевины и небрежно выплевываешь косточку, если дереву, спрятанному в ней, прорасти не суждено. Вот и всё. До встречи в октябре, Сергей Ефграфович. Какое жестокое, жёсткое сегодня утро. По белой азиатской дороге. Медленно и печально – в сторону Асана. Ему хорошо: он уходит, движется, идёт. А мне всего-то: нужно лечь спать.
Что за утро? Точно пепел. И хмурые лица. И не было водки, как жаль.
…
Благодатный вечер прохладой спускается в ущелье. Запах трав, становясь прозрачным, возвращает к жизни. Днём – тяжёлое и плодородное тепло. Сегодня заметила, что вершина Комсомольца стала серой.
Просто ночь – это место, где кроме тебя живут насекомые. Вот и залетают на свет бабочки с тяжёлыми мохнатыми крыльями. И нет среди них голубого светящегося мотылька. Ни одного из тех, что подмигивал и лучился в ковше Большой Медведицы позавчера.
А пачка сигарет больше в день не уходит, и нутро больше не хочет водки. И ущелье между Большим и Малым Замком называется Сухой лог. Он действительно сухой, с бело-розовым щебнем, пропахший чабрецом. Летнее разнотравье охватило горы: жёлтый барбарис, белый шиповник, розовый шиповник и множество цветов, которых я не знаю.
На Урале, под Сухим Логом, есть гора Дивия. Там отрабатывают практику Измоденов, дятел-Шура и Серж.
Влад где-то под Шадринском расписывает церковь.
Сергей Ефграфович уже, наверное, добрался до Асана.
Осенью же мы все будем искать квартиры в Свердловске.
«Как тихо плывёт небо над миром, над выцветшими азиатскими дорогами, вершинами, теряющими снег, и фиолетовым чабрецом, покрывающим склоны. Как мирно шумит река. У меня на столе – книги и причудливые ветки арчи. Как тихо подходит мой 20-й июль. Можно выплеснуть за окно остаток пьяной ночи и наполнить водой стеклянный стакан. Из сердца выплеснуть остатки старой выдержанной страсти – сложно, но наполнить водой случайного тепла – можно. Вопрос такой: нужно ли?
Но я наполняю. По привычке? Случайно? Нет, на всё, на всё есть у меня теория. И на почти мальчишку, лежащего в моей постели, на косточку его плеча, выступающую, как у тебя, и на пушистый венчик русых волос. У него есть имя. Но что до имени? Оно канет в никуда вместе с этими горами, пропахшими чабрецом, и снегом, и запоздалыми восходами.
Да, у него есть имя, а у меня – огромный запас животно-неистребимого тепла…»
Просто невозможная какая-то геометрия в небе. Куда делось первоначальное восприятие хаоса звёзд? Будто небо специально разложило по слогам всю свою книгу. Протянуло серебряные нити от звезды к звезде, и я вижу созвездия, но не знаю их имён.
4 июля 1990 ANNO DOMINI
…
Лето Господне. Как странно быть в этих днях: где за окном уютного одноместного номера горы звенят в прозрачной голубизне июльского неба, где меня любят, целуют в лоб, уходя в «косогоры», и оставляют на столе шоколадные конфеты, где нет этих вечных дискуссий и бесплодных споров.
Шумит река, играет музыка, и можно купаться в желаниях окружающих тебя мужчин. Молодые, сильные, загорелые и полуголые, мы шатаемся и смотрим друг на друга, до осени оставив серьёзные чувства и боли. До осени – до дома, до таблички «Корпус «В», Елена Валерьевна?
…
Что осталось-то от Сергея Ефграфовича? Что осталось, когда перегорела даже неодолимая жажда дороги и исчез лёгкий звон из воспалённой головы? Хотелось идти за ним, хоть и в другую сторону, идти, идти. Казалось, «Дугоба» станет пустой и тяжёлой, будто всё нужное ушло вслед за ним по белой азиатской дороге. Но нет. Я утонула в солнце, запахе чабреца, щедрой голубизне июля. Утонула без мысли, без тоски, не желая отказывать ни в чём своему телу, а когда выплеснула за окно остаток вина из стакана, сказала: «Вот так, Сергей Ефграфович, вот так». Но, видно, нота боли – бордовая и тяжёлая, жива во мне, спрятавшись глубоко. Знать бы, есть в ней истина? Или истина в сегодняшнем тихо-голубом счастье? А может быть, какая разница, где они, осколки этой истины. Да и нужна ли она мне?
Писем нет. Как будто нет большого Свердловска. А там сейчас тополя шумят летней пыльной листвой и свет фонарей отражается от асфальта. Как давно я уже ничья, ничья, ничья…
– Шихимардан – город вечного праздника.
Да уж. Всплески цвета и музыки видны уже сверху. Спуск по лестнице, оккупированной продавцами чёток, сладостей, блестящих платков, и – цветастое месиво этого праздника густо прилипает к телу. Я теряюсь и замолкаю среди шашлычного, пловного и прочего дыма, павлинов, дынь, арбузов, женщин в ярких платьях. Смотрю во все глаза и стараюсь понять.
– Чего веселятся?
– Они знают что-то такое, чего не знаем мы…