Алпамыш

— Байбурибий этим обладал скотом.
Бек наш Алпамыш, коль слышал о таком.
Бию Байбури наследовал потом.
Ныне Ултантаз, наш самозванный хан,
Этим всем скотом владеет, негодяй!
Слуги мы его, — что ведает чабан?
Мало ль, что еще затеет негодяй!
Угнетеньем богатеет негодяй!..

Раскормленные бараны всю степь заполнили. Проезжает мимо несметного скота Алпамыш, — удивляется: семь лет в темнице проведя, забыл он про такие богатства.

Едет он, едет, видит — на краю стада стоит почтенного вида белобородый человек, плачет, в горькой тоске восклицая:

— Э, с ребенком своим любимым разлучился я, — нет на старости покоя душе моей!

Взглянул Алпамыш, — узнал его: был это Култай-старик, друг его дорогой. Подъехал к нему Алпамыш, неузнавшим притворился, спрашивает:

— Дедушка, о чем рыдаешь, слезы льешь?
Верблюжонком, что на старости ревешь?
Печень просолишь и сердце разорвешь!..
Ты дитя ль какое ищешь — не найдешь?
Небо ль на тебя обрушило печаль?
Вспомнился ли кто, давно ушедший вдаль?
Иль умершего тебе ребенка жаль?
Сын твой или внук? Узнать о том нельзя ль?

Отвечает ему старый Култай:

— Ой! Мною оплакиваемый — не сын и не внук мой, — он сын Байбури. Были мы с ним друзьями большими. Алпамыш его имя. Между чужими слыл он сыном Култая, между своими — был его рабом дед Култай. Как хочешь — так и считай. Ушел он на чужбину, — там и погиб. Такие богатства перешли к Ултану! Об этом думая, не перестану я плакать…

Сказал Алпамыш:

— Э, дед, если я тебе Алпамыша покажу, что ты дашь мне за это?

Рассердился Култай, — ответил:

— Требуху горячую брата его младшего! Алпамыш сказал:

— Взгляни-ка, я на кого похож, дедушка?

— На могилу мою ты похож! — сердито закричал Култай. — Много бродяг, тебе подобных, приходило к нам, — каждый говорил, что от Алпамыша весть принес. Сколько на радостях подарков мы роздали им, сколько пожрали они барашков и коз, а потом уходили! Каждый думал: «Приду-ка и я, скажу: „Алпамыш!“ Култай поверит — что-нибудь мне даст, — в дураках останется. Видно, и ты задумал обманом козу получить, а получишь — уйдешь своим путем. Еще и тебя принесло нам на горе!»

— Э, дед Култай! — рассмеялся Алпамыш. — Не узнал ты меня. У Алпамыша твоего не было ли отметины какой-нибудь?

Ответил Култай: — У Алпамыша на правом плече был святой пятерни отпечаток.[44]

Оголил Алпамыш плечо свое, посмотрел Култай, — закричал:

— Ой, ты сам и есть ребенок милый мой!
Ты не снег ли чистый с той горы крутой?
В караване ль верблюжонок молодой?
Ока моего зрачок, ты вновь со мной,
Господин народа и страны родной!..—
И вокруг Хакима, восклицая так,
Ходит дед Култай, его любовно чтя:
— Это ты ль, мое любимое дитя!
Ты ушел — и все мы, по тебе грустя,
Верблюжатами ревели день и ночь.
Где тебя найти и как тебе помочь?!
Думали — погиб во вражеской дали,
Думали, что ветры прах твой размели.
Но теперь, из дальней возвратясь земли,
Вражью грудь пронзи — и солью просоли!..
Благ былых найти в Конграте не мечтай, —
Беды да обиды кровные считай.
На меня взгляни, мой дорогой сынок, —
Выплакал глаза твой старый дед Култай!.. —
Плача, он Хакима к сердцу прижимал:
— Ты, сынок, в плохое время к нам попал, —
Свищет над Конгратом Ултантаза плеть.
На его дела немыслимо глядеть,
Поглядишь — и сам не сможешь утерпеть…

— А теперь дело такое: тридцать дней уже идет свадебный той Ултантаза, — жену твою взять он намерен. Если бездействуя сидеть будешь, так он ведь своего и добьется!

Алпамыш ответил: — Мы вот как сделаем, дедушка: оба на пир пойдем, — вы — в моей одежде, я — в вашей. Кто друг мне, кто враг, своими глазами посмотреть хочу, чтобы, поскользнувшись, в яму, кем-нибудь вырытую, не попасть мне.