Едва дыша, с почти останавливающимся сердцем, она с минуту оторопело смотрела, сама без кровинки в лице, потом резко выдернула из-под его головы руку и отшатнулась, продолжая смотреть на него, затем со сдавленным криком выбежала из комнаты. У Джерре-на вырвался тихий презрительный смешок, неожиданно перешедший в рыдание. Он закрыл руками лицо, по которому, как и по телу, беспрестанно пробегали судороги боли, не имеющие никакого отношения к ранению.
Час спустя Антония была уже в доме Роджера Келшелла. Она бросилась туда, подчинившись порыву, не думая о последствиях своего поступка, просто потому, что в тот момент не могла ни о чем рассуждать. Охватившее ее смятение нуждалось хоть в каком-нибудь выходе. Говорить о случившемся с Маунтвортами — друзьями Джеррена — казалось невозможным, и она инстинктивно обратилась к единственной своей родне.
Сердце Антонии всегда преобладало над разумом, а чувства иногда не отличались слабостью — она любила или ненавидела со всей неуемной пылкостью своей страстной натуры, а Джеррена ненавидела в данную минуту более, чем кого-либо другого. Он все-таки завладел ее сердцем, и она предалась ему совершенно, как в молитве, душою и телом, поэтому теперь его обвинения, обидное, оскорбительное недоверие бросили ее в другую крайность и вызывали яростный стыд, гнев и такое жгучее страдание, какого она до сей поры не знала. Раненое самолюбие истекало кровью, и больше всего на свете ей хотелось отплатить Джер-рену той же монетой, уязвить так же, как он уязвил ее.
Ее проводили в кабинет мистера Келшелла, сам хозяин уже шел ей навстречу с приветствиями, кланялся, как всегда, величественно и отечески пожимал ей руку.
— Милая Антония, простите, что принимаю вас здесь, но я подумал, это будет лучше, раз вы хотите меня видеть по какому-то личному делу. В гостиной миссис Келшелл развлекает визитеров. — Все еще легонько сжимая ее руку, он пытливо разглядывал бледное лицо и мерцающие затаенным огнем глаза. — Дитя мое, что привело вас в такое состояние?
— Неужто я так переменилась? — отрывисто бросила она, отдергивая руку и отходя в глубь комнаты. — Впрочем, да, кое-что случилось. Вчера в моего мужа стреляли и ранили, когда он скакал через угодья Финчли.
— Ранили? — Келшелл был само сочувствие. — Бедное дитя, неудивительно, что вы в отчаянии! Надеюсь, рана не серьезна?
— Доктор сказал, что рана не столько опасна, сколько болезненна, хотя Джеррен настоял на возвращении в Лондон и тем ухудшил положение. Он потерял много крови и сейчас лежит в жару.
Роджер вздохнул и покачал головой: — Какое безрассудство! Скакать через угодья поздно вечером и, уж конечно, без сопровождения, — просто верх глупости. Ведь эти места кишат разбойниками и грабителями.
— Да! — Антония все еще старалась говорить спокойно, но ее выдавала порывистость жестов. Резким рывком сдернув перчатки, она теперь нервно теребила их. — Убийство в тех краях никого бы не удивило.
Возникла неприятная пауза. Роджер смотрел на Антонию, слегка нахмурясь.
— По-моему, я вас не совсем понял. Вы считаете, что на Сент-Арвана напал вовсе не разбойник?
— Джеррен и сам так считает. И уверен, будто это было преднамеренное покушение на его жизнь. А подстрекатель — вы.
Еще одна пауза, на сей раз более продолжительная. Келшелл вынул из кармана табакерку, достал щепотку табаку и все это — с непроницаемым лицом, словно его внимание целиком было поглощено этим тривиальным занятием. И наконец сказал: — И вы тоже так считаете? А сюда пришли обвинить меня?
Она сделала нетерпеливый жест.
— Разумеется, я так не считаю! Да и что могло бы вас толкнуть на это?
— Сэр Чарльз сказал бы, а Сент-Арван, скорее всего, согласился, что я домогаюсь состояния Квлшеллов.
— Ну да, конечно, ведь вы же в нем до смерти нуждаетесь! — саркастически заметила Антония и рукой обвела пышное убранство комнаты, где они находились, не забыв и роскошно одетого хозяина. — Вы так отчаянно нуждаетесь в деньгах, что ради них рискнули бы кончить жизнь на виселице. Не шутите со мною, дядюшка, прошу!
— Приношу свои извинения. Тогда, значит, вы пришли предупредить? Разве Сент-Арван намерен выдвинуть против меня какие-то обвинения?
— Нет. По его словам, предпочтительнее, чтобы в свете считали это обычной попыткой ограбления. — Она колебалась, задумчиво глядя сквозь Роджера. — Видите ли, он считает, даже уверен, будто мы с вами сговорились убить его.
— Так он подозревает Вас? — В голосе Роджера послышалось самое искреннее изумление. — Во имя господа Бога, да почему же?
— Потому, что только он и я знали о его намерении отправиться вчера в Барнет. Потому, что я заставляла, нет, уговаривала его вернуться, пока он не согласился, как бы поздно это ни получилось.