Алмазы Цирцеи

Елена устало отвечала, что он волен уйти или остаться, – другой работы у нее пока нет и она держится за эту. Ей повысили зарплату после памятного разговора с управляющим, служащие как будто начинали видеть в ней некий авторитет, общение со старшей горничной она постаралась свести к минимуму. Кандидата на должность нового ночного портье она не предоставила, и после серии нудных разговоров Андрея Николаевича все же оставили на месте. Теперь он стал большим сторонником Елены и завербовал в ее лагерь всех своих приятелей, которых в отеле оказалось множество. Даже начальник охраны относился к Елене несколько иначе. Она то и дело ловила на себе его внимательный, но уже не враждебный взгляд, в котором читался хорошо спрятанный интерес.

Михаил появился за истекший месяц два раза, но, осознав вскоре, что на продолжение романа женщина не нацелена, исчез, резко перестав звонить. Она была этому только рада. Ее слишком заботило то, что происходило с сыном.

Артем не сумел долго хранить от нее тайну и в следующий ее приезд после того достопамятного визита, когда она передала ему деньги, признался, что должен был выплатить карточный долг. Елена узнала, что сын поддался мании, которой была охвачена школа, и начал играть на деньги в упрощенный вариант покера. Мальчик поклялся матери, что больше не поддастся ни на какие уговоры и карт в руки не возьмет. И в самом деле, денег он больше не просил, учителя на него не жаловались. Испытательный срок Артем отбыл успешно и даже неплохо закончил учебный год. Но у Елены, приезжавшей к нему каждую неделю, все равно оставалось впечатление, что сына что-то терзает. Артем и тут долго не таился. В последний ее приезд он буркнул:

– Вы с отцом совсем расстались или как?

Она хотела солгать, но не решилась и ответила честно:

– Не знаю.

Ей удалось уговорить Артема провести несколько дней дома, перед тем как ехать на летние сборы. Мальчик выглядел таким одичавшим, неприкаянным, в его глазах поселилась тоска – неизбежный спутник детей, лишенных семьи. К его приезду Елена сделала большую уборку, набила холодильник всеми любимыми продуктами сына и, созвонившись с мужем, взяла с него слово провести эти несколько дней у семейного очага всем вместе.

– А у нас еще есть семейный очаг? – явно обрадовавшись, поинтересовался тот.

– Вот сейчас как раз хлопочу, выбрасываю из гнезда старые прутья, латаю дыры, – усмехнулась женщина. – Приезжай. Я взяла отгул на четыре дня. Меня чуть не придушили, ведь сейчас сезон отпусков, но я поставила им ультиматум.

И повеселевший Руслан обещал приехать, причем самостоятельно привезти из интерната сына.

Накануне этого знаменательного дня Елена, возвращаясь с работы, решила завернуть в знакомый переулок, где располагалась мастерская Александры. Все это время женщины созванивались, и художница передавала ей новости, появлявшиеся у нее по ходу расследования громкого уголовного дела, о котором судачила вся художественно-театральная Москва. Она сообщила, в частности, что арестован и заключен под стражу на время следствия не только убийца, но и его сожительница, племянница покойной антикварши, ее закадычной подруги. Ее роль, как считал следователь, была вовсе не так невинна, как пыталась представить сама девушка, давая показания.

– А я не перестаю себя спрашивать, – спустя час после встречи говорила Александра, наливая гостье вторую чашку крепкого кофе и ставя рядом стакан холодной воды. В мансарде было нечем дышать, в открытые окна из раскаленного переулка вплывал только струящийся, почти видимый жар. – Если эти двое пролили столько крови, толком не понимая, из-за чего, имела я право наломать дров, зная, каковы ставки?

– А что же французский антиквар, тот, рыжий, с жуткими зубами? – Елена залпом выпила воду, тут же выступившую на лбу испариной. – Он тоже ничего не знал о тайниках? Ему-то ты что-нибудь рассказала?

Обе, не сговариваясь, не упоминали вслух алмазы.

– Он и так был на грани помешательства, увидев, что я сотворила с панно! – засмеялась художница. – Правда, я быстренько все привела в порядок, наврала ему что-то про жучка-точильщика, которого якобы услышала внутри и от которого решила зачистить панно. Он поверил.

– Значит, он так ничего и не знает?

– Ровным счетом ничего. Знаем только мы с тобой и Катя. Но она не в счет. Они с артистом уехали в Испанию, отдыхать от переживаний.

– Неужели он ее простил? – Елена уже знала все детали этой истории.

– Кто знает, простил ли? Во всяком случае, она крепко вонзила в него когти. Катя не из тех, кто упускает добычу. К слову, мне кажется, она не совсем поверила насчет луковиц тюльпанов. Я клялась и божилась, предлагала тебя позвать в свидетели, но она тянула: «Да я верю!» – а в глазах читалось: «Небось обчистила меня!» Мы с ней больше не созваниваемся. К слову…

Встав и порывшись на книжных полках, Александра принесла и положила на стол раскрытый альбом Рембрандта:

– Можешь полюбоваться этим бесценным тюльпаном, «адмиралом Лиефкином». Он украшает прическу Саскии, изображенной Рембрандтом в виде Флоры.