Алмазы для Бульварного кольца

– Как все прошло? – спросил сидевший за столом европеец с густыми темными усами, в камуфляже и темных очках вошедшего в кабинет элегантного мулата, почти белого с аккуратно постриженной треугольной бородкой, державшего в руке увесистый кожаный кофр. На стене комнаты висел портрет вождя, чучела диких животных и большая шкура анаконды, которые вот-вот готовы были наброситься на присутствующих. В этой компании, среди звериных оскалов казалось, будто в любой момент тебе могут перегрызть глотку. На столе лежала карта Африки, на ней – пачка документов. Пепельница с миллионом окурков «Житан» заирского производства закрывала Анголу, сладкий кусок саванны у океана с прослойкой джунглей и плоских покрытых зеленью гор, где в зарослях богатой флоры и фауны прятались страдания и нищета рабочих, шахтеров и крестьян. Видно было, что в глазах у человека в больших солнечных очках было совсем не солнечно, ему хотелось поскорее завершить дело. Душу тяготили камни, которые надо было обработать, прежде чем везти их в Европу, где под пристальным взглядом ювелиров они откроют все грани своего драгоценного характера.

– По плану, – ответил мулат, который на первый взгляд казался кратким и немногословным. Или предельно настороженным.

– Это хорошо, что по плану. Значит, радио не врет. Оно со вчерашнего дня трещит об ограблении почтового вагона и о кожаном саквояже с металлическими вставками: тридцать кило необработанных алмазов, предназначавшихся для южноафриканской «Де Бирс»!

«Мне говорили, что ты никому не доверяешь, кроме себя», – взглянул на пепельницу мулат.

«Этому интеллигенту с щегольской бородкой верить, пожалуй, не стоит, – подумал европеец, пододвинув поближе прикрытый газетой револьвер, нервно перекатывая во рту зубочистку: давно хотел бросить курить, пытаясь одну привычку вытеснить другой. В результате их стало две. – Интеллигент, твою мать!..»

– Все хорошо, если не считать машиниста, – напряженно выдавил из себя мулат, ставя саквояж на стол и неотрывно следя за руками человека в камуфляже.

– А мы и не считаем, – оборвал его португалец. – Одним машинистом больше, одним меньше, – усмехнулось его лицо. – Охранника тоже шлепнул? – увидев, что мулат утвердительно кивнул, военный перекрестился: – Шику, земляк, покойся с миром! Ты же мне сам обещал, что этим все и кончится…

«Интеллигента» почему-то немного отпустило. Он уже мысленно переправил алмазы в Европу. Фальшивые сертификаты о том, что они добыты и проданы законным путем, лежали у него в кармане. Скоро камешки с сопровождающими их бумагами закончат свой путь в торговых центрах Нью-Йорка, Тель-Авива, Лондона и Брюсселя. Скоро он сможет сбросить эти камни с души на плечи чьих-то дорогих жен и смазливых цыпочек!

Человек в очках открыл саквояж и улыбнулся: «Этого хватит не на один десяток лет!». Он любил камни. Пусть даже они, необработанные, по цвету напоминали грязную одежду женщин и детей, которая промокла от пота на плантациях под палящим солнцем. По крайней мере, они ничем не пахли, только будущими деньгами.

В комнате повисла такая тишина, что стало слышно, как в обеих головах шуршат мысли.

Военный внимательно рассматривал алмазы, будто решил лично познакомиться с каждым камешком.

– Как договаривались? – спросил человек в камуфляже. Мулат снова кивнул. Его собеседник выплюнул зубочистку, выгреб из кофра двумя руками несколько пригоршней камней, сгрузил их на большую алюминиевую миску стоявших на столе весов, уравновесив ее с противоположной стороны пятикилограммовой гирей. Потом он добавил к сверкавшей на солнце горке еще пару пригоршней – до тех пор, пока стрелка весов не остановилась посередине, на нулевой отметке. Достав из-за пазухи холщовый армейский вещмешок, он аккуратно пересыпал туда содержимое миски, затянул веревку и положил все это на пол рядом с собой:

– «Врагу – ни пяди родной земли!» – он достал очередную сигарету.

«Ага, и ни грамма из ее недр в собственный карман», – мысленно продолжил за него «интеллигент».

«Свалить, небось, собираешься? – ввязался в их молчаливый диалог военный. – А мне плевать! С такой кучей “кукурузы” я и сам, пожалуй, смажу пятки».

– Курить будешь? – спросили усы.

– Бросил, – ответил «интеллигент», закрывая саквояж.

– Это правильно. А я вот никак не могу. Дольше жить будешь.

– Это вряд ли.

Человек в камуфляже снова усмехнулся, но с аргументом согласился: «На этой твоей службе – и нашим и вашим – рано или поздно приставят пистолет к башке или повесят на дереве. Не одни, так другие».

Прощаясь, мулат испытующе посмотрел на португальца. В облике этого пса войны, служившего преданно и неистово сначала одной родине, потом другой, он не видел ничего человеческого, только чувствовал внутреннюю духоту и смертельную усталость. Военный, сняв очки, в свою очередь так же внимательно посмотрел в карие очи подельника и тоже ничего в них не узрел: «Если в ком-то еще и тлел огонек революционного романтизма, то в этих глазах он давно и бесповоротно погас…».

* * *