Аллилуйя!

— В принципе да. Думаю, там будет спрос. Население в основной массе крестьяне, наверняка их заинтересуют отрезы туманной дымки и васильковое нечто.

— Прекрасно, — объявил Дрейк, вставая. — Тогда мне лучше поспешить.

— Минуточку, — остановил его Помптон. — Позвольте дать вам совет касательно внешнего вида.

— Какой еще совет? — нахмурился Дрейк. — Тут все равно ничего не поделать.

— Напротив. Во-первых, надо купить новую, нормальную одежду. Во-вторых, перчатки. В-третьих, специальную резиновую маску телесного цвета, которая обозначит черты лица. Короче, нужно перестать пугать народ и преобразиться в почтенного галактического коммивояжера.

Дрейк замялся.

— Боюсь, не получится.

— Не получится? Почему?

На ум пришло слово «епитимья», но вслух Дрейк ограничился банальным «не знаю».

— Еще минутку, — окликнул Помптон, видя, что гость подходит к дверям. — Позвольте задать последний вопрос.

— Валяйте.

Вице-президент «Василька» откашлялся:

— Вы, часом, не потомок голландцев?

— Нет, — буркнул Дрейк и отвернулся.

Лазурь

Если хотите представить Лазурь, вообразите гроздь винограда. Скопление кобальтовых ягодок, неотличимых среди множества себе подобных. Гроздь свисает с лозы, обрамленной листьями в форме сердца; неотличимые друг от друга, лозы переплетаются в ряд, а множественные ряды образуют виноградник. Представили? Представили ровные линии виноградников, уходящие вдаль, а между ними — белые домики под красной крышей? Зеленеющие поля среди голубого пунктира рек и сверкающего зигзага мелких водоемов? Представили голубые глаза озер, глядящие в синее небо, где ослепительно сияет Большой Сириус и теплится Малый? Теперь вообразите людей, возделывающих поля и виноградники; деревья и ватагу ребятни под ними; вообразите, как на заднем дворе хозяюшки выбивают домотканые половики всех цветов радуги; вообразите почти игрушечные поезда, что мчатся по антигравитационному полотну из поселка в поселок, из города в город, связывая живописные уголки с космопортом Искристое вино. Наконец представьте узкую проселочную дорогу, петляющую среди виноградников, и путника на ней. Точнее, не путника. Призрака. Высокого, изможденного в светящемся наряде астронавта. Призрака по имени Натаниэль Дрейк.

Натаниэль проехал много миль на поезде, посетил множество городов, побеседовал с массой торговцев, но везде натыкался на решительный отказ. В последнем городке история повторилась; Дрейк отчетливо понимал, что не найдет покупателя — понимал и упорно продолжал свой путь, движимый иной, тайной целью.

Но вот впереди замаячил нужный дом. Он стоял на отшибе. Здесь она выросла. По этой дороге ходила в школу. Брела меж зеленых виноградников под ослепительно голубым небом. Здесь когда-то она и согрешила.

С виду дом не отличался от остальных — белый, с красной черепичной крышей. В палисаднике цвело буйным цветом дерево любви. Близилась осень, скоро цветы опадут. Уже наступила пора сбора винограда. А она? Наверное тоже обрывала спелые гроздья, ступая среди буйной зелени с корзиной, полной кобальтовых ягод. Потом возвращалась в беленький домик и, умывшись ледяной водой из старого колодца, садилась за трапезу. А поздно вечером выходила во двор и в сгущающихся сумерках ждала своего возлюбленного...

С бешено колотящимся сердцем Дрейк свернул на тропинку, ведущую к крыльцу. Святой Эндрю наверняка ошибался, превознося непорочность Аннабель Ли. Дверь открыла девушка. Гиацинтовые волосы, голубые глаза, тонкие черты лица. Свободное желтое платье скрадывало выпирающий живот. При виде Дрейка она вздрогнула, попятилась.

— Я насчет Аннабель Ли, — затараторил он. — Святой Эндрю с вами связывался? По крайней мере, он обещал. Меня зовут Натаниэль Дрейк.

Гримаса страха мгновенно исчезла.

— Да, нам уже сообщили. Прошу, мистер Дрейк, входите. Я — Пенелопа Ли, невестка Аннабель.

Переступив порог, Дрейк попал в комнату, по-провинциальному уютную. У большого каменного камина — длинный деревянный стол, несколько обитых мягкой тканью кресел, скамейки, на полу переливается радужным спектром домотканый ковер. Над каминной полкой — огромное полотно, изображающее великий переход через Потомак. Мраморная статуя Освободителя, и без того внушительная, с веками приобрела в сознании людей поистине колоссальные размеры. Художники всегда отражают общепринятое мнение, и тот, кто рисовал «Великий переход» не стал исключением. На фоне исполинской фигуры, шагающей вдоль берега, река Потомак казалась крохотным ручейком, дома напоминали спичечные коробки, а деревья — травинки. Серое лицо гиганта обрамляли звезды, в их череде поблескивали «кометы», «големы» и шаттлы Т-4А, спешащие обратно в атмосферу, мерцали габаритные огни истребителей. Кроваво-красным пятнышком вдалеке виднелось море, а на заднем плане в адском зареве погребального костра вставали разрушенные колонны мемориала Вашингтона. Высоко над истерзанной землей сияла бледным светом Планета мира.

— Присаживайтесь, мистер Дрейк, — пригласила Пенелопа. — Родители Аннабель на сборе винограда, но скоро вернутся.

Дрейк уселся в мягкое кресло.