Аллигент

Некоторых из них я узнал, когда сидел с нми у костра, а некоторых - когда был на стороне Эвелин, как лидер Бесстрашных. Других не знаю, и это напоминает мне, что численность афракционеров больше, чем кто-либо мог себе представить.

Я поднимаю вверх мои руки " Я здесь чтобы увидеть Эвелин" "Конечно" отвечает один из них "Мы ведь пропускаем любого, кто хочет её видеть" "У меня есть сообщение от людей снаружи" говорю я "Которое, я уверен, она хочет услышать" "Тобиас?" спрашивает женщина афракционер. Я узнаю её, но она не из складского сектора афракционеров - она из сектора отречения. Она была моей соседкой. Её зовут Грейс.

"Привет, Грейс" гворю я "Я просто хочу поговорить с моей матерью" Она прикусывает щёку и изучает меня. Её хватка на пистолете ослабевает.

"Ну, мы всё ещё не можем разрешать каждому заходить" "Ради Бога" говорит Питер " Иди и скажи ей, что мы здесь и увидишь, что она ответит.

Мы можем подождать."

Грейс отходит назад, в толпу, которая собралась, пока мы говорили, затем опускает пистолет и убегает по соседнему коридору. Мне кажется, мы стоим так долго, пока мои плечи не начинают болеть от держания моих рук. Затем Грейс возвращается и зовёт нас. Я опускаю свои руки, как только остальные опускают оружие, и вхожу в фойе, проходя через центр толпы, как нить проходит через ушко иголки.

Она ведёт нас к лифту.

"Что ты делаешь, когда держишь пистолет, Грейс?"

Говорю я. Я никогда не знал отреченного, взявшего оружие.

"Ни каких больше обычаев фракций", говорит она. "Теперь я делаю это, чтобы защитить себя. У меня есть чувство самосохранения ".

"Хорошо", я говорю, и подразумеваю это. Отречение было так же разбито, как и другие фракции, но его зло было менее очевидным, скрытым, так как они были во внешности самоотверженности. Но требуя, чтобы человек исчез, чтобы блекнул в фоне, где бы они ни шли, - не лучше, чем поощрение их ударить кулаком друг друга.

Мы поднимаемся на этаж, где был кабинет Джанин - но это не то место, куда ведёт нас Грейс.

Вместо этого она приводит нас в большой конференц-зал со столами, кушетками и стульями, стоящие строгими квадратами. Огромные окна, расположенные вдоль задней стенки, пропускают лунный свет. Эвелин сидит за столом справа, глядя в окно.

"Ты можешь идти, Грейс" говорит Эвелин " У тебя для меня сообщение, Тобиас?"

Она не смотрит на меня. Её густые волосы, связаны сзади в пучок, на ней серая рубашка с повязкой афракционеров. Он выглядит измотанной.

"Может подождёшь в коридоре?" Я говорю Питеру, и, к моему удивлению, он не спорит.

Он просто выходит, закрыв за собой дверь.

Моя мама и я остаёмся одни.

"У людей снаружи нет сообщений для нас" Говорю я, подходя ближе к ней. "Они хотят отнять память у всех, кто находится в этом городе. Они верят, что не надо объяснять нам, что не надо взывать к нашим лучшим качествам. Они решили, что будет проще стереть нас, чем разговаривать с нами."

"Может они и правы", сказала Эвелин. Наконец она поворачивается ко мне, держа сложенные руки напротив скул. У нее есть татуировка пустого круга на пальце, похожая на обручальное кольцо. "Для чего ты тогда пришел? Что ты собираешься делать?"

Я колеблюсь, моя рука на флаконе в кармане. Я смотрю на нее и вижу, как время износило её как старую одежду, волокна которой выцвели и потрепались. Я также вижу женщину, которую я знал в детстве: губы, растягивающиеся в улыбке, глаза, сияющие от счастья. Но чем дольше я смотрю на неё, тем больше убеждаюсь, что той счастливой женщины никогда не было. Эта женщина - лишь бледная версия моей настоящей матери, которую я видел глазами ребенка.

Я сажусь напротив неё за столом и кладу пузырёк сыворотки между нами.

"Я пришёл, что бы попросить тебя выпить это" говорю я.

Она смотрит на флакон, и мне кажется, что я вижу слезы на её глазах, но это может быть просто свет.

"Я думаю, это единственный путь остановись полное уничтожение." говорю я "Я знаю, что Маркус и Джоанна и их люди идут в атаку, и я знаю, что вы будете делать все возможное, чтобы остановить их, в том числе использовать сыворотку смерти, которой вы обладаете, что бы иметь большое премущество." Я наклоняю голову. "Или я ошибаюсь?"

"Нет" отвечает она "Фракции зло. Они не могут быть восстановлены. Я скорее увижу вас всех нас уничтожеными" Ее рука сжимает край стола, костяшки белеют.

"Причина, по которой фракции были злом, это то, что не было никакого выхода из них," говорю я. "Они дали нам иллюзию выбора, фактически не давая нам выбор. Это то же самое, что вы делаете здесь, отменив их.

Вы говорите, идите, делайте выбор. Но убедитесь, что это не будут фракции, или я разорву вас на куски! "

"Если ты так думал, то почему ты не сказал мне?" Она говорит, ее голос громче, а глаза избегают моих, избегают меня. "Сказал мне, вместо того, чтобы предать меня?"

"Потому что я боюсь тебя!" Слова вырвались, и я сожалею о них, но я также рад, что они есть, рад, что прежде, чем я прошу ее отказаться от своей личности, я могу по крайней мере, быть честным с ней . "Ты. . . ты мне напоминаешь его! "