Значит, потенциальные невесты тоже будут на званом вечере? Почему нет? Если приедет некий герцог, судя по всему, близкий друг графа, то и невесты лорда Малгри будут обязательно. И он вправе объявить о помолвке в день своего рождения. Не ради ли этого затевается торжество? Ольгу мучил вопрос: неужели из-за её болезни мужчина отменил пышное празднество, ограничившись скромным обедом в кругу семьи? Кто допущен в ближний круг и сколько будет гостей? Если так, то доставленное платье, больше похожее на бальное, не подходит под изменившиеся обстоятельства.
—
— Что ты сказала, Шэйла? Это не тот русский язык, о котором спрашивал меня граф Малгри?
— Он самый, — вздохнула Ольга. — И что вы ответили?
— Я знаю, какая ты умница. И очень способная к языкам. Ты воспитывалась в самом лучшем пансионе Франции, готовясь составить партию одному из блистательнейших женихов Лондона. Я в тебе не ошиблась, дорогая. Ты богата, счастлива, любима, а мне большего и не нужно.
Леди Стакей выпрямилась и с гордостью посмотрела на дочь:
— Береги себя, родная, — поцеловала она её в щёку.
Шурша юбками, «мама» ушла, оставив шлейф удушливого сладкого аромата и наполовину опустевший кошелёк дочери.
Ольга вздохнула с облегчением. Она и не рассчитывала, что «маменька» останется и будет сидеть наседкой у её постели или развлекать беседами зимними длинными вечерами. Веноне предстояло за короткий срок пошить новое платье и подготовиться к завоеванию сердца недосягаемого герцога Грандовера или не менее неприступного графа Малгри.
Стоило леди Стакей уехать, как Мадди повеселела. Она аккуратно уложила бальное платье назад в коробку и задвинула её на шкаф.
— Здесь с ним ничего не случится, — сказала она, глядя вверх.
А Ольга снова задумалась. Если у графа приём по поводу его дня рождения, значит, от неё со Стэнли должен быть подарок. Что дарят мужчинам в этом времени и делают ли подарки вообще? Оставалось терпеливо ждать возвращения лорда Хардинга.
***
Окна пропускали в библиотеку много дневного света, но это не помогало. Как Ольга ни старалась, а размытые строки на серых листах фолианта читались с трудом. На очередной перевёрнутой странице они вовсе сменились грязно-жёлтым подтёком. И так было на следующих одиннадцати листах.
«Виконтесса» досадливо пробубнила:
—
— Что-то не так? — услышала Ольга за спиной.
Она настолько увлеклась исследованием рукописи, что не заметила появления лорда Малгри. Отметила по его мокрым сапогам, что он уже успел куда-то съездить. Мужчина небрежно отбросил со лба влажные волосы; его глаза излучали странный зеленоватый свет.
С утра пораньше навещал своих невест, — неприязненно заключила Ольга.
— Всё́ не так, — в сердцах сказала она, откинувшись на спинку стула и кутаясь в наброшенную на плечи шаль.
— Я говорил, что большая часть текста потеряна, — ответил Мартин без тени сомнения. — Ничего с этим не поделать.
— Понимаю, — вздохнула она. — Но записи прервались на самом интересном месте. Уж очень хочется узнать, чем закончилась история с изменой пфальцграфа. Или это были происки завистников?
Граф вместо ответа вздёрнул бровь и смерил Ольгу нечитаемым взглядом. Она поняла, что проболталась. Конечно, можно сказать, что всю прошедшую ночь, не смыкая глаз, она занималась переводом. Только лгать уж очень не хотелось. Да и её присутствие в библиотеке не осталось бы незамеченным.
— Значит, ты готова обсудить со мной перевод, — наклонился к ней граф, одной рукой держась за спинку стула, а другой переворачивая листы фолианта до нужной ему страницы — места, где обрывались записи пфальцграфини.
Ольга следила за рукой его сиятельства, вдыхая запах вяленой вишни, особенно остро чувствующийся после прогулки под дождём. Нарастающая волна недовольства поднималась в душе. Чем было вызвано раздражение, она понимала хорошо. Граф Малгри ей нравился. Очень нравился. С тех пор как она узнала, что он собирается жениться, ни о чём другом думать не могла. Перевод аллигата отвлёк бы от неудобных мыслей, но не вышло.
— В книге есть ещё русский текст? — спросила она, слегка повернув голову. — Я не всё просмотрела, — её взгляд упёрся в выбритую до синевы щёку графа, поднялся к глазам.
— Есть немного. В самом конце, где два языка перекрывают друг друга.
Мужчина не смотрел на неё и казался спокойным. Старался не показать, как взволнован близостью женщины. Как сдерживает себя, чтобы глубоко и жадно не вдохнуть её запах. Ему не нужно смотреть на неё в упор, чтобы видеть лёгкий румянец на нежной коже щёк, пересохшие от волнения губы, трепет ресниц. Нужно быть совсем уж слепым, чтобы не заметить, как вздымается её грудь и прерывается дыхание, а тонкие пальцы теребят кисти шали.
— И что там? — её глаза опустились на его рот.
— Там всё хорошо, — губы его сиятельства дрогнули в подобии улыбки. — Пфальцграфиня ждёт ребёнка.